Пройдут пятьсот миллионов лет, исчезнет даже воспоминание о погроме в моём заведении, в труху превратятся осколки зеркал, а в каждом осколке - маленький чёрт восседает на чёрном горшке с нечистотами.
Воины, коробейники, - небрежный жест покорительницы вершин на разбросанные трупы, - ничтожества!
Народятся бесплатно, мужчина дешевле мешка с мукой!
Но легенда о твоих стальных ягодицах и подвиге женственности, когда ты не пожалела своей красоты - могла бы оцарапать богатство кожи - останется в моей памяти и проживёт более ста миллиардов сиксилиардов лет". - Подняла осколок зеркала, резанула себе по левой руке, засмеялась весело, с хрустальными переливами Лебедь-Хрустального стекольного завода.
Я выбежала на воздух, меч в моих руках дрожал, танцевал, выискивал новую жертву, а я стискивала зубы, убеждала себя, что меня где-нибудь ждут с любовью и надеждой! - Ксена подняла ногу, подмигнула трактирщику, подписывала смертный приговор ресницами. - Нога Солнцем взошла, а карета с огненными рысаками...
Трактирщик молнией пробежал сквозь соломенную стену, послышались непристойные выражения (графиня Алиса Антоновна заткнула ушки розовыми пальчиками, читала вслух из Овидия, чтобы поэтика заглушила безобразное, рожденное необразованным трактирщиком).
Вышли во двор, вдохнули живительный вечерний воздух с суетливыми работягами мошками - так рыба дышит в грязной ванной архивариуса.
Карета - добротная новая телега - гробы перевозить удобно, стояла перед парадным крыльцом из гранита.
Трактирщик постарался, оценил свою жизнь в монеты гнева Ксены: шкуры дикобразов, меха вурдалаков и оборотней, кости дракона, чешуя русалки - вместо пуховых перин!
- Я? Милые дамы и любезный трактирщик без совести и порывов в душе!
Я - воспитанница Института Благородных Девиц - поеду в монстре народного хозяйства?
Жена декабриста побрезговала бы следовать за мужем в этой коробке, назвала бы карету - пошлостью и с нелепой печалью в омутных очах набросила бы на шею себе петлю, потому что телега - позор для морально устойчивой девушки! - графиня Алиса Антоновна распахнула очи, превратила их в прожектора нравственности, наклонилась, потрогала колесо из костей.
Трактирщик глядел в созвездие между ног графини, выпучил сорочьи глаза, высунул метровый язык, сказал или совершил бы гнусное, но наткнулся на насмешливо-добродушный взгляд воительницы Ксены, скукожился, превратился в живую сливу.
Фон Карла приложила палец к губам, показывала, что сама договорится с графиней Алисой Антоновной; с достоинством поправила лоскутки платья, погладила графиню Алисию по головке, словно искала родничок: