– Да, безупречной кожи и послеродовой депрессии. И разве это не перегиб?
Ее нос сморщился при слове «безупречной». Я и раньше видел у нее это выражение лица – обычно, когда кто-то говорил ей комплименты.
– Возможно. Но вот смотри: настоящая Мария была с Ближнего Востока. И ей было около двенадцати. А настоящему Иосифу было, наверное, лет тридцать.
– Какая гадость.
– Волхвы были астрономами, и они пришли, когда Иисусу было уже около двух лет, и никто не знает, сколько их было. А вместо хлева, скорее всего, была пещера.
Грэйси начала заводиться, говорить быстрее и жестикулировать.
– И я уверена, что Иисус плакал, – сказала она. – Он был младенцем. Так нелепо, что из-за ожиданий публики, привыкшей к коммерческой версии Рождества, нам приходится увековечивать мифы. – Она плюхнулась рядом со мной на деревянный ящик.
– Тогда почему ты в этом участвуешь? – Я посмотрел на нее. – Из-за отца?
– Ты, наверное, думаешь, что он заставляет меня. Но это не так. – Она закрыла лицо ладонями и посмотрела на меня сквозь пальцы. – Ты, наверное, думаешь, что я ужасная.
Я сделал паузу, ожидая, пока мимо пройдет школьный хор. Потом сказал:
– Невозможно думать о тебе плохо, Грэйси Робинсон.
Она села ровнее. И, возможно, немного покраснела. Я сделал ей комплимент, не скрывая восхищения в голосе.
– Наверное, иногда хорошо быть тем… на кого все обращают внимание.
Я склонил голову набок, как кокер-спаниель.
– Ты же была королевой бала.
– Это просто случайность. Если бы Эшли Стюарт и Ханну Гэйл не отстранили за то, что они залезли в кабинет директора и отправили всем учителям электронные письма об увольнении, я бы никогда не выиграла. Они были фаворитками.
Я принялся очень внимательно рассматривать ногти. Глаза Грэйси расширились.
– Воун!
– Я просто подкинул им идею. Без всяких задних мыслей. Ну, и, возможно, подогнал универсальный ключ от всех дверей.
Иногда хорошо быть тем… на кого никто не обращает внимания.
– Ты сделал это для меня?
Я старался не смотреть ей в глаза.
– Ну, в общем, все это было не совсем случайностью.
У нее просто челюсть отпала, и лицо было такое, словно она пыталась понять, наорать ей на меня или поблагодарить.
– Я не хочу быть в центре внимания. Я знаю, что меня любят и мне не нужно искать похвалы. Но в тайне, – она вздохнула и понизила голос, – подозреваю, что я говорю себе это, чтобы не грустить, когда меня не замечают.
– Так ты хочешь, чтобы тебя замечали, или нет? Потому что все это звучит довольно странно. – Я рискнул слегка толкнуть ее в плечо. – Но я тебя не осуждаю.
Грэйси не отодвинулась.