Крики и бормотание Блейк предупредили меня о том, что она проснулась. Но после ее признания относительно разбитой губы, я знал, что она страдает ночными кошмарами, и старался лишний раз не беспокоить ее. Было очевидно, что в понедельник она еще не была готова рассказать мне о том, что провоцирует ее страхи или причину, лежащую в их основе, но я не хотел давить на нее. Я все больше и больше понимаю, что в отношении этой девушки должен следовать своему же совету — медленно, но верно. Сильная страсть, которую она вызывает во мне — чувство настолько глубокое, что это почти пугает — подтверждает мне, что когда она станет моей, это будет того стоить.
Как только я услышал, что она встает с кровати, то пошел проверить, все ли у нее в порядке, полагая, что, проснувшись в незнакомом месте, Блейк может быть немного сбита с толку; тем не менее, никогда, даже в самом ужасном сне, я не мог представить себе, что увижу ее такой. Помимо признаков очевидного недоедания, кровь ручьями сочилась у нее из многочисленных ран и царапин, стекая на миниатюрный живот. Именно об этом мне следовало позаботиться в первую очередь. Поднеся руку к своим взъерошенным волосам, я провожу пальцами сквозь спутанные пряди, отчаянно пытаясь придумать план действий. Блейк замечает мое движение в зеркале и поворачивается, чтобы взглянуть на меня, паника и унижение тяжелой тенью лежат на ее лице.
— В душ. Сейчас же. Потом поговорим, — рявкаю я гораздо грубее, чем намеревался.
Она тотчас опускает голову, чтобы спрятать свои слезы, и скрещивает руки на груди, тем самым прикрывая ее.
— Извини за все это, — удается просипеть ей сквозь рыдания. — Я просто хочу домой.
Бросаясь к ней, я не решаюсь прикоснуться, не желая причинить ей еще больше боли. Я мягко поднимаю ее подбородок, заставляя взглянуть на меня.
— Не извиняйся, сладкая девочка, — шепчу я, успокаивая ее. — Давай промоем твои раны, а потом мы сможем обо всем поговорить. Я не хотел быть резким с тобой.
Я нежно целую ее в обе залитые слезами щеки, прежде чем отвести за руку в душ.
— Струи воды в душе будут сильно щипать. Лучше очистить раны салфетками, а затем обработать спиртом, — возражает она, очевидно зная в этом толк. — Я сама могу позаботиться об этом, Мэдден.
Я замираю на полпути и поворачиваюсь к ней, чертовски хорошо осознавая, что мои глаза наполнены жалостью, и я ничего не могу с этим поделать.
— Хорошо, но, пожалуйста, позволь помочь тебе.
Блейк слегка кивает мне головой, тогда я открываю бельевой шкаф, достаю из него пару тканевых салфеток и веду ее обратно к раковине. В первый раз, смочив салфетку, я встаю на колени напротив нее так, что ее раны оказываются у меня прямо перед глазами. Пока я занимаюсь обработкой, тщательно смывая красные полосы с костлявого тела и впалого живота, она продолжает крепко сжимать руки вокруг груди. Я замечаю, что не все царапины свежие, это подтверждает то, что для Блейк произошедшее уже стало обыденностью. Прикусив язык, я стараюсь никак не упомянуть о ее худобе, потому что не хочу еще больше усугублять ситуацию, заставляя ее чувствовать себя еще хуже, чем уже есть. Вместо этого, я мысленно делаю заметку, кормить ее при каждом удобном случае.