Ни один из принцев не оглянулся.
У ворот дворца их встретил Габран, который в молчании выслушал историю, поспешно излитую Гавейном, после чего, мягко переговорив с Мордредом, кликнул слуг, чтобы освободить мальчиков от приведенной скотины («Козу нужно сейчас же подоить!» — настаивал Мордред), а потом поспешно повел их прямиком во дворец.
— Надо известить королеву. Я пойду к ней сейчас. Мордред, пойди переоденься и приведи себя в порядок. Королева захочет переговорить с тобой. Гавейн, ты пойдешь с ним.
На том он поспешил в сторону королевиного дома. Гавейн проводил его взглядом прищуренных глаз, словно видел перед собой что-то далекое или очень яркое, а потом пробормотал себе под нос:
— Настанет день, мой добрый Габран, когда ты не будешь приказывать принцам, будто своим псам. Мы-то уж знаем, чей ты пес! Кто ты такой, чтобы вместо меня сообщать важные вести моей матери? — Тут он внезапно улыбнулся Мордреду. — И все равно, сегодня пусть лучше он к ней идет! Пошли, нам лучше почиститься.
Близнецы были в комнате мальчиков, с виду занятые делом, но явно с нетерпением ожидая первой встречи с новым сводным братом. Агравейн, сидя на кровати, затачивал об оселок кинжал, а Гахерис, пристроившись подле него на полу, втирал жир в кожаный пояс, чтобы размягчить его. Гарета с ними не было.
Близнецы были кряжистые, хорошо сложенные мальчики с рыжеватыми волосами и румянцем во всю щеку, отличавшими сыновей, рожденных Моргаузой Лоту. В тот момент, когда Гавейн и Мордред проскользнули под пологом в опочивальню, их угрюмые лица выражали далеко не радость от этой встречи. Но судя по всему, им ясно дали понять, что с Мордредом следует обходиться по-дружески, поскольку они приветствовали его сравнительно вежливо, после чего, побросав свои дела, уставились на него во все глаза, как делают это иногда коровы, увидев, что на их пастбище забрело нечто неизвестное и, возможно, опасное.
Поспешно явился слуга, который поставил на пол таз с теплой водой и полотенце, а рядом с ним положил на сундук чистые полотенца. Гавейн подбежал к сундуку у своей кровати и начал быстро швырять на постель вещи Мордреда. Потом, пока Мордред снимал с себя старую и запачканную тунику, он нырнул в сундук за собственными вещами.
— С чего это ты переодеваешься? — спросил Агравейн.
— Мать хочет нас видеть, — раздался в ответ приглушенный материей голос Гавейна.
— Зачем? — поинтересовался Гахерис.
Гавейн бросил Мордреду взгляд, ясно говоривший: «Ни слова. Пока рано», а вслух сказал:
— Это наше дело. Вы потом обо всем услышите.