Остальных – Кириленко, Черненко, Полянского, Шелеста, Воронова, Соломенцова, Гришина, Демичева – и почти всех других при определенных различиях в характере, взглядах, биографии объединяла одна черта – это были посредственности, которые могли подняться на такой уровень, занять такие посты в великой стране только в определенных исторических условиях, созданных сталинской деспотией. И дело здесь совсем не в социальном происхождении (сегодня большинство академиков и деятелей культуры происхождением не из дворян или буржуазии и даже не из интеллигенции, а из рабочих и крестьянских семей).
Важнее социального происхождения социальное положение и мироощущение. Мне кажется, что в этом плане нашу «политическую элиту» послесталинских лет объединяла принадлежность – использую старое русское понятие – в основном к мещанам. У этой элиты были мещанский кругозор, мещанские идеология и психология, мещанские идеалы (а внешне почти все они были «великими революционерами», «борцами за рабоче-крестьянское дело»).
Это некоторые общие наблюдения. Конкретнее о людях, которых я лично достаточно хорошо не знал, говорить не хочу. Подробнее расскажу в дополнение к тому, что написано выше, о Л.И. Брежневе, Ю.В. Андропове, М.С. Горбачеве и немножко о Б.Н. Ельцине.
В оценке каждого деятеля важно контролировать эмоции, следовать фактам, соблюдать пропорции. Если говорить, в частности, о Брежневе, то негативная его оценка как лидера партии и страны, безусловно, оправданна. Но едва ли можно согласиться с попытками изобразить его чуть ли не такой же зловещей, как Сталин, фигурой в нашей истории (термин «сталинщина-брежневщина» между тем начинал входить в оборот в речах и в статьях). Истоки излишней эмоциональности, мне кажется, – в обиде на самих себя, в стыде за то, что мы хоть не верили, но послушно молчали и послушно аплодировали, когда этого очень маленького, к концу жизни впавшего в маразм человека на все лады хвалили, прославляли и награждали. Главной бедой было, собственно, то, что Л.И. Брежнев ходом нашей истории, существовавшими в обществе политическими механизмами был поставлен на место, для которого не был годен, вынужден играть роль, которая была ему абсолютно не по силам, – роль лидера державы, притом в очень сложное и ответственное время.
Я уже высказывал свое мнение, что до болезни Брежнев был даже лучше других, точнее сказать, был «меньшим злом». Это не равноценно высокой оценке его личных качеств. Скорее оценка тягостных последствий сталинщины, закономерного состояния вещей после деспотической диктатуры. Независимо от оценки предшествующих событий – разве ситуация так уж изменилась бы, если бы смена руководства произошла в результате аппаратной договоренности (или интриг), а не «дворцового переворота»? Выдвижение не адекватного общественным потребностям руководителя стало уже не результатом злой воли какого-то лица или группы лиц, а естественным продуктом действия сложившихся в годы тоталитаризма политических механизмов.