Ну а если все дозволялось не только самому главному, но и целой группе окружавших его, узаконивались роскошные дома приемов и «охотничьи домики», дорогие подарки и всевозможные услуги тех, кто ведал дефицитом, такая система стремительно распространялась вглубь и вширь – на республики и их руководителей, затем на области и города, в чем-то на районы, а также на предприятия и хозяйства. Границы между дозволенным своим и недозволенным чужим стирались.
Ответственная должность превращалась нечестными людьми в кормушку, все дурное, что было в Москве, тут же дублировалось в провинции (и спецлечение, и специальные жилые дома, и столовые – все, вплоть до пресловутой «сотой секции» ГУМа, торговавшей импортным и отечественным дефицитом).
Позволю себе в связи с этим несколько отвлечься. К политическому произволу, всевластию и бесконтрольности начальства поразившие нас, как тяжкая болезнь, коррупцию, материальные злоупотребления, хищения и взятки все же, наверное, сводить нельзя. Мне кажется, эта болезнь точно так же заложена и в «генетическом коде» административно-командной системы хозяйствования, берущей свои начала в военном коммунизме.
Даже сейчас в дискуссии о путях экономической реформы и рынке делаются попытки связать все проявления: коррупции с капитализмом – либо его пережитками, либо его подпольными формами, гнездившимися в «теневой экономике», либо с самими рыночными отношениями. На деле это не так. Хотя капитализм не дает гарантий от коррупции и «беловоротничковой преступности», не спасает от многочисленных скандалов, он все же не связан так органически с коррупцией, как административно-командная система. Система, где, с одной стороны, все является «общим», а значит, «ничьим» и снизу доверху рождается соблазн что-то от этого «общего» себе присвоить. А с другой стороны, создается огромный (во многом паразитический) аппарат, который «дает» или «отбирает», «разрешает» или «запрещает», всем распоряжается, может каждого выбросить с работы, понизить в должности, часто даже бросить и тюрьму или, наоборот, возвысить.
Отсюда следует вывод: как ни важно усиливать борьбу правоохранительных органов и общественности против коррупции, без ликвидации административно-командной системы настоящего успеха такая борьба никогда не принесет.
Я не берусь оценивать материальные издержки всей этой усилившейся в годы застоя и далеко еще не изжитой и сейчас практики – они, наверное, достаточно велики. Но еще более тягостными были моральные издержки: углублявшееся расслоение общества, рост озлобления постоянно сталкивавшегося с трудностями большинства против «избранных», тех, кто пользовался благами и привилегиями, обладая и привилегией безнаказанно присваивать себе незаработанное. Закладывались мины социальных конфликтов, падения авторитета партии, правительства, всего руководства, а также – в виде естественной реакции – правого и левого популизма.