– Нет, здесь очень даже можно жить… половой жизнью, – хохотнул Виталя.
Ирина мгновенно вышла из ступора и взвилась над сиденьем так, что макушкой врезалась в потолок. Замолотила кулаками в стекло, но оно не поддавалось. И безлюдье, такое безлюдье кругом! Мелькнула на обочине деваха в красном сарафане; рядом лениво брела корова, которую деваха то и дело подхлестывала прутом.
Корова вскинула голову, встретившись с безумным Ирининым взглядом своими огромными безмятежными глазами. И у девахи были точно такие же сонные, равнодушные глаза…
– Лежать! – скомандовал Виталя, хватая Ирину за волосы и опрокидывая на сиденье. – Ну чего ты колотишься, не пойму, нас же там всего двое! Лежи! А то ты меня так возбуждаешь, что уже сидеть больно. Еще раз дернешься – и я… Вот так, умница, – хохотнул одобрительно. – Хорошая девочка, лежи тихо!
Ирина лежала тихо. А что еще оставалось делать?
* * *
«Здравствуйте, моя любимая жена Асенька, родные дети Володя и Машенька!
Не пугайтесь, получив письмо, написанное чужим почерком. В последнем бою меня ранило в правое плечо, оттого не в силах я сам держать карандаш, пишут за меня добрые люди.
Спешу сообщить, что жив и здоров, насколько позволяет моя рана. Поначалу боялся, что руку отнимут, но доктор сказал, вроде бы обойдется дело. Не иначе, твоими молитвами и горючими слезами, дорогая Асенька, начал я выздоравливать.
Хотя не всякому так повезло, как мне. Вот на соседней койке позавчера умер один человек… А знаешь, кто это был? Ни за что не угадаешь! Наш сосед со старого двора – ну, тот самый, у которого дед себе домовину при жизни выстругал. Вспомнила?
Много он чего понарассказывал про себя, я мало чему верил, но поскольку здешний особист разговаривал с ним по-человечески, значит, не так уж он и врал. Выходит, и правда искупил свою вину кровью и, если бы выжил, вернулся бы в строй уже как человек. Только, беда, не выздоровел он. Ты, Асенька, сходи к Анне Ивановне и покажи это письмо. Небось через военкомат известят ее, а ну как нет? Он же, помирая, все просил, чтоб я непременно известил о его кончине мать. И чтобы ей передал: надо, мол, достать из-под порога какой-то черный гроб (сестренка его Тонечка якобы знает, где он лежит), а открыть нужно позвать деда из Вышних Осьмаков. Конечно, сосед при этих словах уже заговаривался предсмертно, потому что дедушка его давным-давно сгинул из дому неведомо куда и, конечно, уже помер. Да и разве может под порогом находиться гроб?! Однако я перечить ему не стал и обещал, что все передам досконально. Ты, Асенька, не поленись, сходи к Анне Ивановне, буде она еще жива, а то, может, не перенесла того горя, какое сын ей принес. Но он клялся, умирая, что ни в чем не был виновен и оговорили его злые люди. Ну, земля ему пухом…