Девушка, что пишет за меня это письмо, работает на швейной фабрике. Она была при кончине нашего прежнего знакомца, она ему и глаза прикрыла. Ее зовут Клава Кособродова, душа у нее добрая, а почерк разборчивый, не то что у меня, так что надеюсь крепко: каждое слово ты в моем письме разберешь и поймешь правильно.
Целую вас крепко, любимая моя жена Асенька, родные дети Володя и Машенька. Желаю вам быть здоровыми и ждать меня терпеливо, а я вернусь домой непременно, как только разобьем фашистского зверя в его логове.
Ваш муж и отец Василий Дворецкий».
* * *
Девчонка плакала на остановке.
Плотная, широкоплечая, круглощекая, с разноцветными перышками волос, она то стискивала руки на груди, то бросалась вперед и начинала стучать в стекло маршрутки.
– Позвони мне! – кричала она. – Позвони, ну пожалуйста! – И вдруг: – Я тебя люблю! Люблю!
Люди, стоявшие на остановке, пялились на нее во все глаза; шофер тоже посматривал в зеркальце заднего вида, но не трогался с места. Он хотел, чтобы полупустая маршрутка заполнилась. И ему было все равно, что человек, которому адресовались признания, явно мечтает провалиться сквозь землю.
На него оглядывались. Кто-то понимающе вздыхал, кто-то откровенно ухмылялся.
Катерина не удержалась и оглянулась тоже. Ладненький, хорошенький парнишка, сидевший на заднем сиденье, то натянуто улыбался своей неистовой подружке, то раздраженно махал через стекло: уходи, мол! – но девчонка или не понимала, или просто не в силах была уйти.
– Позвони, ну пожалуйста! – кричала она сорванным голосом, тиская на груди футболку.
– Пьяная, что ли? – громко сказала какая-то женщина.
Дверцы маршрутки наконец-то закрылись, и Катерина услышала, как парнишка испустил вздох нескрываемого облегчения.
Девчонка бессильно уронила руки.
– Я же люблю тебя! – отчаянно выкрикнула она и вдруг ударила себя по щекам – сильно, с размаху. Сперва по одной, потом по другой.
Маршрутка резко взяла с места, словно испугалась.
Катерина отвернулась.
Она смотрела в окно, но ничего не видела, кроме пухлых короткопалых ладоней, которые били по тугим щекам.
За что она себя так? Почему любовь заставила ее возненавидеть свое лицо? Ну да, она понимает, что не нравится, не может понравиться этому тихому хорошенькому парнишке. Она избивала себя за то, что не уродилась какой-нибудь длинноногой изящной блондинкой, а значит, этот парнишка никогда, никогда…
Маршрутка бодро промчалась по опустевшей улице, но не успела проскочить светофор и рывком затормозила. Прямо напротив Катерины образовалось огромное лицо, от которого она испуганно отшатнулась, не сразу сообразив, что видит перед собой рекламный плакат.