— Hamburg, old chum!
Гамбург! Степан не отпускал веселого матроса.
— А где можно записаться рабочим на судно?
Матрос махнул рукой в сторону двухэтажного серого здания, где размещалась портовая контора.
В конторе у Юрьева сразу потребовали документы. А он, памятуя о своей нордической внешности, нагло назвался Йоханом Лиелупиньшем, жителем Риги, и сказал, что документы потерял и хочет наняться на любое судно на любую работу. Скучающий чиновник — лысоватый дядька с длинной, как огурец, головой и в самых обычных сатиновых нарукавниках, какие обычно носят советские бухгалтеры, полистал толстенную замусоленную тетрадь и предложил место грузчика на «Ruprecht Emke», идущем в Йоханнесбург с грузом советских алюминиевых чушек. С довольствием, но без жалованья.
Йоханнесбург? Это где? В ЮАР — на другом конце глобуса… Ну и ладненько! Не все ли равно? Лишь бы подальше от Союза! И новоиспеченный Йохан Лиелупиньш поставил размашистую закорючку там, где ему указал огурцовоголовый дядька в нарукавниках.
Они сидели на поваленной сосне в лесочке уже часа два. Предрассветный холод пронизывал до костей, и Варяга не спасал ни теплый плащ на шерстяной подкладке, ни мохеровый свитер толстой вязки — недавний подарок Людмилы. Степан, утомленный долгим своим рассказом, умолк, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Из беспросветной ночной тьмы донеслось далекое урчание мощного мотора. Варяг невольно вздрогнул от ощущения, что время вдруг потекло вспять и он снова очутился в том подмосковном лесу рядом с железной дорогой, где несколько месяцев назад они с Чижевским спасались от ментовской облавы. Он мотнул головой, отгоняя тревожное наваждение. Сержант привстал и стал напряженно вглядываться во мглу.
— Трактор, — послушав, успокоил он Владислава. — С ночной попойки или с гулянки едут… Ф-фермеры, прости господи! — добавил он презрительно и сплюнул. — С такими вот трактористами нам придется Америку догонять и перегонять! Представляешь?
Он еще хотел что-то добавить, но не успел. Сзади в ночной тиши гулко хрустнула ветка, и тут же раздался хриплый выкрик:
— А ну, бросай, что у вас там! И руки за голову!
Варяг резко обернулся, сноп яркого света ударил ему в лицо. От неожиданности он зажмурился и прикрыл глаза ладонью. Сержант поднялся, повернувшись на голос, и очень спокойно и миролюбиво, как успокаивают расплакавшегося ребенка, произнес:
— Тихо, дядя, а то у меня инфаркт случится. Ну че ты разорался, а? Видишь, мы тихие люди, на последний поезд опоздали, вот сидим отдыхаем… Ждем.
Его мерный уверенный голос, видимо, произвел благоприятное впечатление на ночного пришельца, и тот приопустил фонарь, но менее сварливым оттого не стал: