— Сейчас принесу!
— Что же сразу не принес? — недовольно проворчал Сурайя.
Мой друг принес из другой комнаты пригоршню камушков: Сурайя тщательнейшим образом пересчитал их и торопливо вышел из дома, даже не попрощавшись.
Мой друг вздохнул с облегчением. Я попросил его рассказать о странном незнакомце, и он удовлетворил мое любопытство.
— Сурайя был раньше богатым ростовщиком, — начал он, — а теперь, как видишь, это бедный сумасшедший.
— Что же с ним случилось? Почему?
— Все потому, что его отец был непомерно щедр.
— Не понимаю.
— Отец Сурайи был хороший человек, золотое сердце, деньги давал всем, кто только просил. Очень скоро он остался без средств и попробовал собрать долги.
Однако те, кого он так великодушно выручил в свое время, заплатили ему черной неблагодарностью. Никто не вернул долгов, и отец Сурайи умер в нищете. Его смерть ожесточила Сурайю, и он решил расплатиться с людьми, бездушие которых погубило его отца.
Прежде всего он стремился разбогатеть, и с этой целью занялся ростовщичеством. Наша деревенская экономика такова, что крестьяне не могут обойтись без ростовщиков. Сурайя стал самым жестоким и безжалостным ростовщиком. Он не гнушался никакими средствами, чтобы вырвать, как Шейлок, свой «фунт мяса». Крестьяне вынуждены были продавать все, вплоть до хозяйственной утвари, чтобы расплатиться с неутомимым ростовщиком. Все кругом ненавидели Сурайю, а он становился все более алчным. Он ничуть не заботился о мнении окружающих и думал только о наживе.
Случай с Чандрайей изменил всю жизнь бессердечного ростовщика. Чандрайя, крестьянин-бедняк, взял в долг у Сурайи двести рупий.
Чандрайя не был робким и забитым, как крестьяне прежних времен. Он и суда не боялся, а ростовщиков, выжимающих соки из бедных крестьян, люто ненавидел.
Сурайя сразу почувствовал, что с этим должником он промашку сделал. Он пошел к Чандрайе и стал настойчиво требовать долг. Тлевшая в душе Чандрайи ненависть к ростовщикам вспыхнула ярким пламенем.
— Не заплачу даже медного даммиди[87], — закричал он. — Убирайся!
Сурайя впервые слышал такое от должника. Он стоял как остолбенелый.
— Убирайся! — с яростью повторил Чандрайя.
— Тебе же хуже, Чандрайя, я по суду получу, — наконец выговорил Сурайя.
— Делай, что хочешь! — крикнул Чандрайя и, грубо ругаясь, вытолкал его вон.
Ростовщик был ошеломлен. Он взывал к каждому встречному, рассказывая свою историю:
— Законный процент не отдает! Капитал не отдает! С древних времен такой процент установлен!
Вернувшись домой, Сурайя наскоро поел, переоделся и, захватив белый зонтик, собрался в город. Не потеряв надежды, что Чандрайя опомнится, он несколько раз прошел мимо его дома, обращаясь к знакомым, идущим на базар: