— Но ни одна девушка к тебе и близко не подойдет, — вмешался в разговор какой-то рабочий, — можешь уж мне поверить.
— Но что интересно, — заметил другой, — у Пореша нет недостатка в предложениях, но он так изображает себя в письмах к претенденткам, что они все отказываются.
Поглаживая бороду рукой, ты с усмешкой сказал:
— Мне совсем не хочется, чтобы жена убежала от меня сразу после свадьбы. Поселившись в моем логове, она наверняка скажет: «Ад настоящий! Я этого не вынесу».
— Ну пойдем, взглянем на логово художника, — заинтересовавшись, предложил я.
В Бхилаи было 118 градусов по Фаренгейту. К счастью, у меня был зонтик. А ты невозмутимо шагал с непокрытой головой. Я подвинул к тебе зонтик, но ты отмахнулся:
— Не надо, в этом нет необходимости. Под кабиной крана, в которой мне приходится работать, температура тысяча шестьсот градусов. Так что эта жара меня не так уж и беспокоит.
Я подумал об иностранных специалистах, приехавших с Севера работать в Индию. «За какие грехи, — думал я раньше, — должны они страдать от пашей жары?»
Теперь же я понял, что им и у себя на родине приходится все время работать рядом с огнем.
— И как только ты ухитрился сохранить ясную голову при такой жаре? — спросил я.
Ты мягко улыбнулся.
— В этой жаре я прочитал всего Галиба. В своей кабине я могу думать и писать. По крайней мере я там один, не то что в общежитии.
Я не знал, что на это сказать. Чего только не бывает на свете! — подумалось мне.
— Ну хорошо, — снова заговорил я, — но какие мысли могут приходить в голову, когда все время занимаешься тяжелым физическим трудом? Приятное местечко для чтения стихов! Ничего не скажешь! Не могу себе представить, как там можно еще и писать. Ты меня озадачил. Правду говоришь?
Ты пожал плечами.
— Конечно! В свое время Чарли Чаплин в фильме «Новые времена» показал, как человек превращается в машину. Я думаю, что, если бы Чаплин имел подобный опыт, он показал бы это по-иному. Когда привыкаешь делать одно и то же, перестаешь об этом думать. О многом можно размышлять. Человеческая мысль не знает пределов. Просто к этому надо привыкнуть.
— Все, что ты рассказываешь, поразительно! — восхитился я.
Твое лицо помрачнело, ты тяжело вздохнул.
— Действительно, чего только со мной не бывало! Иногда я задаю себе вопрос: больше ли испытал в своей жизни Горький?
— Ты читал Горького?
— Читал, что попадалось в руки.
Внезапно меня осенило.
— А не пробовал ли ты писать? Почему бы тебе не рассказать людям о своей жизни?
— Да, уж лучше писать о своей жизни, — сказал ты, — чем читать глупые рассказы, которые сейчас печатают. Какие-то они вялые и безжизненные. А в газетах то и дело читаешь: «В трущобах Калькутты в одной комнате ютятся двенадцать человек, беженцам негде жить и нечего есть, люди не имеют работы, не могут получить образования, учителя бедствуют». Стоит раскрыть газету, только это и видишь. Все твердят о том, какие ужасные лишения им приходится переносить. И они называют это горем и мукой! И поэтому сидят сложа руки. Никто из них не умирает от жажды в безлюдной пустыне, никто не тонет в бескрайнем море. Их не бросили в джунгли на съедение диким зверям. Так что же валяться в постели и ждать смерти? Ты встань! Беги! Борись с бедой! Вот это я понимаю!