— Они достали Б-26. Квейн, пара его дружков и шестидесятилетний пилот времен второй мировой войны, который клялся, что сможет поднять с земли эту развалюху. Возможно, он смог бы взлететь в трезвом виде, но такое случалось редко. Короче, у них было шесть тонн марихуаны. Представляешь, шесть тонн! Они собирались переправить их в пустыню где-то в Аризоне и разбогатеть. В общем, они заставили ветерана протрезветь, он нашел летные очки, надел их, они загрузили самолет, и все шло по плану, кроме одного. Эти чертовы двигатели не запустились.
— Почему? — спросил я.
Квейн пожал плечами:
— Когда я оглянулся, они все еще пытались запустить двигатели. Второй раз я уже не оглядывался.
— А что вы делали в Уотергейтском комитете?
— Были консультантами, — ответил Мурфин. — Мы получали по сто двадцать восемь долларов в день, сидели в отдельном кабинете с разложенными на столе отточенными карандашами и блокнотами и придумывали вопросы. Несколько оказались очень удачными.
— Пленки, — кивнул я. — Я где-то слышал, что именно вы предложили спросить о пленках.
Мурфин взглянул на Квейна, который ничего не сказал, но ухмыльнулся.
— Это был отличный вопрос, — продолжал я.
— Неплохой, — согласился Квейн.
— Но эта благодать продолжалась лишь до октября, — вздохнул Мурфин.
— Семьдесят третьего?
— Да.
— А потом?
— Потом нам перестали платить, и я стал искать чем бы заняться, но получил лишь одно предложение от профсоюза металлистов. Они интересовались, не поеду ли я в Калифорнию. Я, естественно, отказался.
— Понятно, — кивнул я. — Работа там тяжелая.
— Совершенно верно. А затем совершенно случайно я столкнулся с одним малым из Огайо, который думал, что очень хочет стать конгрессменом. Его жена придерживалась того же мнения, денег у них было предостаточно, и на пути к Конгрессу оставалось единственное препятствие: они не знали, как туда попасть.
— Мусакко, — вспомнил я. — Вы вышибли Ника Мусакко.
Вновь сверкнула отвратительная улыбка Мурфина. Появилась и исчезла, как вспышка фонаря.
— Да. Ник слишком долго сидел там, не так ли?
Я пожал плечами:
— Десять лет назад, даже пять, Ник освежевал бы вас и повесил сушиться еще до завтрака. В крайнем случае, до ленча.
— Он постарел, — согласился Мурфин, — потерял бдительность, утратил прежнюю хватку. Я привлек Квейна, и наш новый конгрессмен и его жена были счастливы, особенно жена, потому что я регулярно ублажал ее в номере «Холидей Инн», тут, на Род-Айленде, — он мотнул головой в сторону мотеля. — А конгрессмен умолял меня стать его административным помощником.
— Но ты отказался?