Моя сестра, наоборот, никогда не баловалась героином, приберегая его, как она говорила, напоследок. Я не спрашивал, что она под этим подразумевала, так как ее ответ мог мне не понравиться. Когда мы виделись в последний раз, она обходилась гашишем и марихуаной, модными в то время, а моя сестра всегда шагала в ногу с модой.
— Ну, — сказала она, — полагаю, ты хочешь выпить?
— У тебя есть что-нибудь поесть?
— Ты сам знаешь, где что лежит.
— Где Салли? — спросил я. Для моей сестры Салли Рейнс, негритянка, была подругой, духовником, секретарем и поставщиком наркотиков.
— Она повела детей в парк.
— Сколько им?
— Шесть и пять, — ответила она. — Ты помнишь меня в шесть лет?
— Слишком хорошо.
— Они точно такие же.
— С ними нет сладу?
— Никакого.
— А почему бы вам не приехать в субботу на ферму? — предложил я. — Я соорудил качели над прудом.
— Как в Опилаусе?
Я взглянул на сестру. Она улыбалась.
— Неужели ты помнишь?
— Я помню все, — ответила она. — Лето сорок восьмого. Тебе было пятнадцать, а мне — пять, и качели летели над рекой, или ручьем, или озером, или чем-то еще, и ты держал меня, и мы падали, падали в воду. Чудное было лето, не правда ли?
— Чудное, — согласился я. — Так почему бы тебе не привезти детей в субботу?
— Рут не будет возражать?
— Ты знаешь Рут.
— Рут хорошая женщина. Правда, в ее присутствии у меня все время возникает ощущение, что во мне чего-то не хватает. По сравнению с ней, естественно. Мне она нравится, очень нравится. Я говорила тебе об этом?
— Я и так знаю.
Мы все еще сидели в гостиной, обставленной с безупречным вкусом. Сочетание антикварной и современной мебели давало неожиданный эффект, и фотографии как гостиной, так и всего дома не раз появлялись в воскресных приложениях полдюжины газет. Частенько фотографировали и Одри, одну или с детьми.
Я последовал за ней на кухню.
— Ты будешь что-нибудь есть? — спросил я, открывая холодильник, достаточно вместительный, чтобы прокормить постояльцев небольшого отеля.
— Я недавно встала, — ответила она. — Разве что чашечку чая.
Я поставил чайник на плиту и вернулся к холодильнику. Выбор оказался довольно широким. Ростбиф, жареная курица, окорок, чуть ли не десяток сортов сыра. Я остановился на куриной ножке и сандвиче с ростбифом. Моя сестра наблюдала, как я режу мясо.
— Догадайся, кто на днях мне звонил?
— Кто же?
— Ловкач.
Чайник засвистел. Я положил в чашку пакетик чая, залил его кипятком и накрыл чашку блюдцем, чтобы он лучше заварился. Затем достал из холодильника банку пива.
— Понятно. И как он?
— Шустрик, — ответила Одри. — Веселый. Можно сказать, энергия бьет ключом.