— Рут они тоже нравятся.
— Как она?
— Все такая же.
— Такая очаровательная, да?
— Совершенно верно.
— Тебе повезло.
— Я знаю.
— Садись, Харви, садись, — улыбнулся сенатор, — где тебе удобнее, а я попрошу Дженни принести нам кофе.
Я сел в одно из кожаных кресел, а он, вместо того чтобы обойти стол и сесть на свое место, опустился в соседнее. Подобная любезность била без промаха, и он прекрасно знал об этом, а я не возражал.
Дженни, та самая высокая брюнетка с мудрыми глазами, судя по всему, общалась с сенатором телепатически, потому что не успели мы сесть, как она внесла поднос с двумя чашечками кофе.
— Вам одну ложечку сахара, не так ли, мистер Лонгмайр? — спросила она, одарив меня сухой улыбкой.
Я взглянул на Корсинга.
— Ты сам учил меня этому, — ухмыльнулся тот. — Всегда помни, что они пьют и чем сдабривают кофе.
— Как я понимаю, вы были с сенатором во время первой предвыборной кампании, — сказала Дженни, подавая мне кофе.
— Да.
— Представляю, какой она была захватывающей.
— И столь же сладостной оказалась победа, — улыбнулся я в ответ.
— А в этом году вы ведете чью-нибудь предвыборную кампанию?
— Нет, — ответил я. — Больше я этим не занимаюсь.
— Как жаль, — она вновь улыбнулась и вышла из кабинета.
Я посмотрел на Корсинга, тот кивнул, вздохнул без особой печали и сказал:
— Это она. Уже четыре года. Умна, как черт.
— Я это заметил.
— Ты говорил с ней по телефону?
— Да.
— Каково впечатление?
— Думаю, я выполнил бы любое ее желание.
Мы помолчали.
— Аннетт ничуть не лучше, — прервал молчание Корсинг. — Даже наоборот, врачи считают, что ее состояние несколько ухудшилось.
— Это печально.
Аннетт, жене сенатора, выставили диагноз паранойяльная шизофрения, но без особой уверенности, так как за последние пять или шесть лет она не произнесла ни слова. Аннетт спокойно сидела в отдельном номере в частном санатории неподалеку от Джоплина. Возможно, ей предстояло просидеть там до конца своих дней.
— Я не могу развестись, — добавил Корсинг.
— Я понимаю.
— Моя сумасшедшая жена в сумасшедшем доме, и никого это не беспокоит. Даже приносит пару дюжин голосов. Но я не имею права развестись и вести нормальную жизнь, потому что такой поступок равносилен предательству, а сенаторы не предают своих сумасшедших жен. Пока не предают.
— Подожди пять лет.
— Я не хочу ждать пять лет.
— Да, наверное, нет, — согласился я.
— Ладно, а что случилось с тобой? — сенатор изменил тему разговора.
— Я живу на ферме.
— Харви.
— Да?
— Я был на твоей ферме. Мы нализались до чертиков на твоей ферме. Твоя ферма — очень милое местечко, но там одни холмы да овраги и выращенного тобой зерна не хватит даже для оплаты счета за электричество.