— Президентом?
— Я хотел стать поваром в ресторане. И думал, что лучше ничего быть не может. До тебя я никому об этом не говорил.
— Может, тебе стоит сказать Дженни?
Он подумал над моими словами и кивнул:
— Возможно, ты и прав.
Вновь наступила тишина.
— Каким образом ты связался с заведением Валло? — неожиданно спросил Корсинг и, прежде чем я успел ответить, поднял правую руку. — Не волнуйся, я никого не просил следить за тобой. Подруга Дженни работает у Валло. Они много болтают. Иногда это оказывается полезным.
— Арч Микс, — ответил я. — Валло намерен заплатить мне десять тысяч долларов, если я скажу, что, по моему мнению, произошло с Арчем Миксом.
— И как ты потратишь эти десять тысяч? Купишь еще коз?
— Я поеду в Дубровник.
— Зачем?
— Я никогда там не был.
— Я думал, ты побывал везде.
— Только не в Дубровнике.
— Арч Микс мертв, не так ли?
Я кивнул.
— Есть какие-нибудь идеи? Почему или как?
— Нет.
— Человек он был необычный, — сказал сенатор. — По роду деятельности ему приходилось слишком много говорить, но голова у него была хорошая, он соображал что к чему.
— С этим не поспоришь, — кивнул я.
— Чего только стоят его теории о реорганизации общественных служб и использовании забастовок в качестве основного аргумента при заключении выгодного контракта.
— Теория сборщиков мусора.
— Теория чего?
— Когда двенадцать лет назад Микса избрали президентом профсоюза государственных работников, с этой организацией никто не считался. Профсоюз всем говорил «да», а слово «забастовка» считалось чуть ли не ругательством. Но если вы называетесь рабочим союзом, если вы хотите заключить с муниципалитетом честный контракт, нельзя обойтись без столь грозного оружия. Если городские власти, с которыми идут переговоры, не верят, что вы будете бастовать, потому что есть закон, запрещающий забастовки государственных работников, можно не сомневаться, что вас никто не примет всерьез. Словно вы блефуете в покере, не имея денег. Поэтому Микс поехал на юг.
— Почему на юг?
— Это был точно рассчитанный шаг. Он хотел организовать забастовку государственных работников, успешный исход которой изменил бы отношение к забастовкам большинства членов профсоюза. И убедил мэров, губернаторов и членов законодательных собраний штатов, что ПГР перестал быть благотворительной организацией, согласной на любые условия.
— Теперь я вспомнил, — улыбнулся Корсинг. — Он выбрал Атланту.
— Летнюю Атланту. И еще выбрал тех, кому нечего терять. Сборщиков мусора.
— Сколько длилась забастовка? Четыре месяца?
— Да, четыре. Микс снял их с работы в мае и продержал до сентября. Профсоюз едва не обанкротился. То было самое жаркое лето в Атланте за пятьдесят лет, горы мусора громоздились повсюду, а вонь чувствовалась даже в Саванне.