1569 год, январь, по дороге из замка Болтон в замок Татбери: Мария
Ботвелл, меня перевозят в новый замок, Татбери, возле Бартона-на-Тренте. Я буду гостьей графа Шрусбери, но уехать я не вольна. Приезжай, как только сможешь освободиться.
Мари
Я опускаю голову и еду, как монахиня на мессу, но, куда бы я ни приехала, я все замечаю. Я еду, как учил меня полководец Ботвелл: постоянно высматриваю засаду, возможность, опасность, рисуя в уме карту окрестностей, как делал бы он. Англия – мое королевство, мое наследие, и в этих северных землях будет моя особая твердыня. Мне не нужны тайные письма от моего посла, доброго епископа Росского Джона Лесли, чтобы понять, что половина страны и так моя, что она желает избавиться от тирании узурпатора, моей кузины Елизаветы; куда бы я ни приехала, я вижу простых людей, желающих вернуться к прежним обычаям, к добрым обычаям, желающих, чтобы церковь была восстановлена, а на троне сидела королева, которой они могут верить.
Если бы дело было только в простых людях, я бы приняла их хвалу и их дары, улыбнулась в знак благодарности и знала про себя, что они ничего не могут сделать; но дело не только в них. На каждой стоянке, когда к обеду приносят вино, слуга роняет мне на колени записку или вкладывает мне в ладонь послание. Шрусбери как охранник безнадежен, благослови его Господь. Он следит за дверью, но забывает об окнах. Полдюжины английских лордов прислали мне уверения в том, что не позволят держать меня в плену, что не позволят отослать меня пленницей обратно в Шотландию, что поклялись меня освободить. Они заставят Елизавету сдержать обещание восстановить меня на престоле или бросят ей вызов от моего имени. Против Елизаветы тлеет заговор, как пожар в вереске, разрастаясь и скрываясь у самых корней. Она слишком далеко зашла, мешкая восстановить меня на троне, и двор больше не может ее поддерживать. Все знают, что я – ее единственная законная наследница; и все хотят, чтобы я была в безопасности в своем шотландском королевстве и была признана наследницей английского трона. Здесь нет ничего, кроме простой справедливости, это мое по праву; и английская знать, как и простонародье, хочет защитить мое право. Любая английская королева, будь у нее хоть немного разумения, прояснила бы все для меня, для своих лордов, для своей страны. Любая разумная королева назвала бы меня своей наследницей, вернула на шотландский трон и повелела ждать ее смерти. Если бы она обошлась со мной так, по справедливости, я бы ее почитала.