И голос у него спокойный:
— Идите, ребятушки, они никого не увидят.
А как не увидят, когда идут они прямо по дороге? Вниз поглядеть хоть одному — и вот они, как на ладони!
А атаман смотрит куда-то в темноту, и чудится Федьке на миг, что глаза его горят страшноватым желтым светом, и вытягиваются зрачки, заостряются клыки под седыми усами… миг — и встанет на лапы здоровенный седой волк, вскинет голову и завоет.
И, отвечая его взгляду, волчий вой раздается совсем рядом, совсем близко:
— Не увидят они нас.
А кого? Федька боится задать этот вопрос, но атаман чуть усмехается.
— Волков в холмах много…
И опять пропадает в тумане.
А туман страшноватый, серый, липкий, влажный — не степной туман, и видится в нем что-то страшное, чудятся чьи-то голоса, наречие чуждое, словно рядом татары, вот только руку протяни, чтобы коснуться. Горят неподалеку огоньки костров…
Страшно…
И мертвенный холод пробирает чуть ли не до костей, когда липкое влажное щупальце забирается под одежду, внутрь…
Мальчишка передергивается, стискивает зубы… да, много говорят о таких людях, и сам он слышал… вот, значит, как оно бывает. Лишь бы душу потом не попросили те, кого не принято поминать к ночи.
И опять хочется перекреститься, но Федька уже не поднимает руки. А вдруг тот, кого к ночи не называют, огневается — и снимет защиту? И увидят их сейчас татары?
Все здесь полягут…
Ничего. И не с таким справлялись — и сейчас справятся. И все же, когда туман рассеивается, над головой опять светят степные звезды, а Иван Сирко взмахивает рукой: «Дошли, ребята! Привал!» — Федька переводит дыхание.
Смотрит на атамана. И кажется ему — или клыки никуда не делись? И глаза у старого характерника горят желтыми волчьими огнями? Ну да ладно, сейчас и перекреститься можно.
— Вы оставайтесь, я пройдусь поодаль, огляжусь.
Иван Сирко исчезает прежде, чем кто-то хоть слово произносит, — и совсем рядом раздается громкий волчий вой.
Федька встряхивается всем телом, и один из казаков хлопает его по плечу.
— Сробел, малый? Оно и понятно…
Любопытство и гонор оказываются сильнее страха:
— И ничего я не сробел. А вот это… что было? Они ж нас должны были увидеть! Мы рядом шли!
Казак ухмыляется.
— А вот это… Знаешь, как нашего атамана татары с турками называют?
— Урус-шайтан.
— Именно. И не зря.
— А…
— А остальное — не твоего ума дело.
Федька насупился. Можно подумать, он совсем глупый. И так ясно, что врагам глаза отвели! Слыхал он о таком, просто тогда людей меньше было, но одному-двоим глаза отвести — несложно.
Деды говорили…
Но не хотят говорить? И не надо. Он тоже помолчит.