Ну как же так?! Как они не предугадали, не предвидели?! Они не всеведущи, но кого это утешит?! В таких случаях?!
А ежели б Соня не справилась?
Хотя — нет. Вот тут он мог быть спокоен. Ежели вожжи оказались в руках у его сестренки, она справится. Она дождется и потом все обставит как лучше для него.
К чести Алексея — ни на единую секунду он не усомнился в Софье. Не подумал, что ей нужна власть, не допустил даже мысли, что она может играть в свою пользу.
Наоборот — был спокоен хотя бы за Москву, зная, что, пока там Софья — бунта не случится. Она любой пожар потушит. Коли понадобится — кровью.
Жестоко?
Тебя повесят, а ты не бунтуй. Порядок быть должен во всем.
* * *
Софья злобно смотрела на Питирима:
— Отлично. Можешь уходить, но кто станет патриархом?
— А… есть несколько человек. Вот Иоаким, например, чем не патриарх?
Иоакима Софья знала. Чиновник, властолюбец… вопрос в другом.
— Наверное, тем, что он неблагодарный человек?
А еще властолюбец. И баран упертый. И с Матвеевым был в близкой дружбе. Но последнее не суть важно, у свиней не бывает друзей. А человек, который начал свою карьеру под Никоном и благодаря Никону высоко поднялся, а теперь его поливает на всех углах… э, нет.
Таких мы к себе не приблизим.
— Государыня!
— Отче. — Софья смотрела устало, под глазами синели круги. — Никон все дал Иоакиму, а тот полощет его на всех углах. Ежели и Алексей ему все даст, а тот потом тако же поступит?[8]
— Он пока еще молод, но умен. Поверьте, с ним не будет хлопот.
Молод? За полтинник товарищу. А по здешним меркам это чуть ли не вдвое считать надо! Нет уж…
Софья сморщила нос. Питирим вздохнул:
— Государыня, все ж таки это дела церковные…
— Э, нет. Иначе б ты, отче, не ко мне пришел, а сразу бы патриарха выбрал и на покой отправился? Разве нет?
Разве да.
Только вот у Питирима выбора не было. Он тогда, у Кремля, проштрафился по полной, теперь ему только и оставалось, что грехи замаливать. И не отчитывался бы, да уж больно крутенько Софья взялась, а полки ее поддерживали. Да и то сказать — хотела бы она на трон вместо брата сесть, тут бы бояре, конечно, взбунтовались. Так нет же.
На троне лежит Мономахова шапка, а сама Софья, за спиной которой постоянно либо Федор, либо Иван, либо вдовствующая царица с ребенком, садится упорно на его ступеньки.
А царь — Алексей Алексеевич, так всюду и говорится, и пишется.
— Может, мне Иоакима пригласить?
— Ну, пригласи. Побеседуем.
На беседу также пригласили Аввакума и царевича Федора. Но… Как ни старался Иоаким произвести хорошее впечатление, как ни лебезил, как ни прогибался перед каждым, мнение совпало у всех троих. Сразу и жестко.