— Значит, лицо было разбито…
— Конечно! С десятого этажа прыгнула…
— С шестого.
— Это все равно…
— Это не все равно.
— Тенгиз, пять лет прошло! Что ты вспомнил это старое дело!
— Для тебя это, может, и старое дело, а я брата потерял. Мне кажется, что это только вчера было. Это мой брат. И я за него не отомстил. Я тебе поручил дело, а месть нельзя другому поручать. Это все равно, что любовь поручить.
— Тенгиз, что изменилось? Ты пять лет об этом не говорил…
— Да, Аслан. Что-то изменилось. Кое-что я узнал. Думаю, та женщина не умерла пять лет назад.
— Но я же видел…
— «Я видел, я видел!» Что ты заладил, как попугай! Значит, плохо смотрел! Я ведь говорил, что буду тебя проверять. Сначала ты выжил, когда Рустам со всеми погиб. Это странно. Потом ты сумел из Питера улететь, хотя тебя, как ты уверяешь, круто пасли. Это странно. Потом я снова тебя туда заслал, и, когда ты уже нашел ту женщину, которая убила Рустама, она выпрыгнула в окно.
Именно перед твоим приходом. Как по заказу. И это тоже странно. И когда ты решил пощупать как следует ее мужа, оказалось, что он от горя слег с инфарктом в больницу.
— Не мог я в больницу пройти, реанимация там! А потом он умер…
— А вот это уж очень странно, что он так вовремя умер от инфаркта. Я не люблю, когда много странного. Я начинаю подозревать.
А когда я подозреваю, я плохо сплю. А когда плохо спишь, что нужно?
— Снотворное, — неохотно ответил Аслан.
Голос его стал хриплым, как будто горло неожиданно пересохло.
— Верно, Аслан, снотворное.
Чернобородый хлопнул в ладоши и сказал вошедшему боевику:
— Ара, налей Аслану стакан коньяку. Со снотворным. Аслан выпьет снотворное, а я стану лучше спать.
Чернобородый повернулся к Аслану и повторил:
— Слышишь, Аслан? Ты выпьешь снотворное, а я буду лучше спать. Хорошая шутка?
— Плохая шутка, Тенгиз. Я не виноват в смерти твоего брата.
Чернобородый вскочил и схватил Аслана за воротник рубашки. Наклонившись к его лицу, он тихо и грозно проговорил:
— Ты не виноват в смерти моего брата? Да если бы я знал, что ты в ней виноват, я разорвал бы тебя на мелкие куски!
Я скормил бы тебя крысам живьем! Я смолол бы тебя в фарш! А теперь ты отделаешься дешево. Ты выпьешь стакан коньяку — стакан хорошего коньяку, и ты выпьешь его стоя, как мужчина! Ты выпьешь его за моего брата Рустама, который тебе верил! Дурак он был. Верить нельзя никому. Ара!
Ара вошел, неся на маленьком подносе стакан с янтарным напитком.
Аслан действовал не думая: им руководил самый мощный из инстинктов — инстинкт самосохранения. Он ударил снизу по подносу, так что коньяк выплеснулся Аре в лицо, ослепив боевика. В то же мгновение, опрокинув на Тенгиза стол, Аслан метнулся к окну. Он сделал все, что мог, не учел он только того, что Ара, тренированный, как служебный пес, даже ослепленный, не утратил самообладания и, мгновенно выхватив револьвер, трижды выстрелил на звук.