— Да, доктор Крылов…
— Дмитрий Алексеевич? — Теперь уже Надежда подпрыгнула на диване.
— Только не говорите мне, что отдыхали с ним в пионерском лагере или стояли в очереди на холодильник, — простонала я.
— Доктор Крылов? Монтгомери? — вопрошала Надежда.
— При чем тут Монтгомери?
— Монтгомери — это его кот, бирманский, пушистый, красоты необыкновенной.
У нас с доктором Крыловым взаимная симпатия на почве котов. У меня — Бейсик, рыжий, пушистый, лапочки белые. — В голосе Надежды появились воркующие нотки.
— М-да, — пробормотала я.
— Где-то у меня был его рабочий телефон, — Надежда листала записную книжку, — сейчас прямо и позвоню.
— Алло, могу я попросить Дмитрия Алексеевича? Да-да.
После взаимных приветствий и расспросов о здоровье кота, Надежда перешла к делу.
— Дмитрий Алексеевич, я совершенно случайно тут оказалась замешана в одну историю. Тот больной, Александр Терентьев, квартира на Шпалерной… — Она послушала немного, потом спросила:
— И кто этот человек? Ах, не знаете… Но все сходится, глаза разные… Да-да, странно все как-то. А в квартире тоже странно. Я бы даже сказала, криминально… Телефон? Записываю…
Так… И обратиться по поводу человека со Шпалерной… Да-да, спасибо вам… На дачу собираемся везти, а то погрустнел что-то…
Там травка, мыши… И вашему огромный привет! — Она повесила трубку.
— Ничего он про того человека не знает, но есть телефон, на самый крайний случай. И вот что я тебе скажу, Мария. Не ходи ты больше на Шпалерную, Потому что там опасно.
— Но что им нужно от беспомощного человека?
— Вот, я привезла перевод тех бумаг, что ты взяла вместе с альбомчиком.
Мы с Надеждой не владели не только деловым английским, но и юридическими познаниями, и поэтому понять все тонкости и закорючки документа не смогли, но в общих чертах он гласил, что господин Санчес, кроме прочих своих фирм и предприятий, создает некий фонд, в собственность которого передает какие-то совершенно непонятные, на наш непросвещенный взгляд, пакеты акций и депозиты, а также постоянные поступления от других фондов и предприятий.
И этот чертов фонд, то есть управление им, доходы от него и еще кучу всяких непонятных простому человеку хреновин, он завещает своей единственной дочери Долорес, а в случае ее смерти — какому-то обществу попечения о детях-инвалидах.
— Так, я думаю, что им нужен как раз этот документ, то есть не перевод, а оригинал. А вот почему именно сейчас он понадобился, не имею понятия. Возможно, дела расстроились, и нужно еще денег, а без документа деньги из фонда не получить. Возможно, как-то там было оговорено про пять лет, уж не знаю. Но деньги огромные, за такие человека убить — что комара прихлопнуть. Так что сиди-ка ты дома, пока я не придумаю, как быть. Обещаешь?