– У меня меньше месяца, а этот человек… Он угрожал…
– Минуточку! Почему вы вообразили, что я все еще вас хочу? И с какой стати решили, что стоите двадцать тысяч долларов?.. Шикарная женщина берет двести за ночь.
Униженная, она вспыхнула до корней волос, а в голове мелькнуло: «Неплохо зарабатывают эти проститутки! Всего сто ночей. Но у меня нет трех месяцев в запасе».
Шереметьев оторвался от спинки дивана и повернулся к ней.
– Итак, уточним. Я даю вам двадцать тысяч, и вы становитесь моей любовницей…
«Он сказал – даю», – мысленно перекрестилась она. Ей стало легче, будто камень с души свалился. А Юрий, сверкая глазами и всем своим видом показывая, насколько его забавляет ситуация, между тем продолжал:
– Однако в прошлые разы, когда я имел наглость делать вам подобные предложения, вы отказывали, да еще и обзывали меня всякими нехорошими словами… Воистину, мужскому уму не понять женской логики! Вы не желали пойти на это ради удовольствия, прикидываясь высокоморальной особой, но согласны пойти ради того, чтобы ваша семья не потеряла жилплощадь… Я всегда подозревал, что любая добродетель продается – вопрос лишь в цене.
– Вам доставляет удовольствие оскорблять меня? – выкрикнула она. – Оскорбляйте, сколько хотите – только дайте мне эти деньги!
Светлана не собиралась больше деликатничать и притворяться. Все вещи названы своими именами, все точки над «i» расставлены. А Шереметьев – он всегда был такой, естественно, ему хочется поиздеваться, помучить, расквитаться за попытку обмануть его. Что ж, она потерпит. Она вытерпит что угодно, и сейчас и потом… Лишь бы нависшая над семьей угроза отступила.
– Так вы дадите?
С видимым удовольствием он ответил:
– Нет, не дам.
До нее не сразу дошло, что он отказывает.
– Я не мог бы дать их вам, даже если б захотел. Во-первых, у меня с собой только пара сотен. Во-вторых, я через час уезжаю. Собственно, потому я и еду сейчас в Данию, что мои зарубежные счета арестованы. В России у меня счетов нет. Один тип, которому задолжал когда-то Советский Союз, арестовал мое судно и настоял на аресте счетов, пытаясь доказать, что я нажился на пресловутом «золоте партии». Я ведь имел отношение к деньгам, которыми расплачивались за гуманитарку. Конечно, у меня отличные адвокаты, они сумеют доказать, что я тут ни при чем, но мое присутствие в суде обязательно. Не явлюсь – могу проиграть дело.
Она не слушала. Только поняла, что он обманул ее, желая поиздеваться вдоволь, и вскочила, кипя от злости. Ей хотелось задушить его, выдавить пальцами наглые синие глаза, разорвать ухмыляющийся рот. Руки сами собой потянулись к мерзкому лицу, но он опередил ее, зажав оба запястья одной своей рукой, а другой крепко обхватив за талию. Она вырывалась, пыталась укусить. Злость, ненависть, отчаяние требовали выхода. Она изворачивалась и билась, стараясь освободиться, сердце колотилось как бешеное, дыхание участилось, но Юрий держал крепко. После непродолжительной борьбы он силой усадил ее к себе на колени.