"И ты должен будешь спокойно смотреть, как умирают твои братья" – Регуэль снова шептал про себя эти слова, стараясь найти в них силу. Рука его ухватилась под верхней одеждой за рукоять кинжала; он всегда держал его при себе с тех пор, как стал для римлян сирийцем, а не иудеем. Он ведь поклялся отомстить, поклялся мечом, именем отца и Бога.
Шествие, остановленное на минуту, двинулось дальше. Показались рабы с носилками Веспасиана, за ними лошади Тита и Домициана, затем свита азиатских князей и союзников. Во главе их ехал Агриппа, царь побежденного народа, с лицемерно улыбающимся, но серым лицом. За ними потянулось несметное число пеших легионов. Регуэлю казалось, что все это носится как призрак в воздухе, что это триумфальное шествие смерти и ее железная нога вталкивает землю в прежнее небытие. И среди блеска оружия, из складок царственных одежд, рева зверей и ликования опьяненной черни, из стонов пленных, из-за неподвижных окаменелых бескровных лиц торжествующих цезарей поднимался перед ним образ жестокого ангела разрушителя мира – образ Рима.
А вокруг него раздавался ликующий крик тысячной толпы, поднимаясь к сияющему над Римом небу.
– Слава Веспасиану, слава Титу!
Подняв глаза, Регуэль увидел большую колесницу. Наверху сидели люди, одетые наподобие жрецов храма, они вынимали из мешков и бочек горсти золотых монет и бросали их в толпу. И каждый раз при этом они называли один из завоеванных городов.
– Золото Тарихеи, Гамалы и Гишалы, Эспереи и Иерусалима! Золото, золото!
И гордая толпа Рима, победители и властители мира ревели от восторга и хватали монеты, толкаясь и борясь между собой, валяясь в грязи перед своим кумиром и победителем, перед кумиром золота.
Наконец раздался голос глашатая.
– К Тарпейской скале! Симона бар Гиора будут казнить.
Золото было забыто. Рим бросился к другому своему кумиру, крови. Чтобы увидеть, как будут истязать жертву на форуме и бросят с Тарпейской скалы на те же камни, которые некогда обагрялись кровью благороднейших граждан.
Регуэль увидел перед собой на земле монету. Он машинально поднял ее и прочел надпись "Плененная Иудея!" Золото обожгло ему руку, как огонь.
Он не бросил монету. Когда его иудейская сталь пронзит сердце изменницы, тогда иудейское золото застрянет у нее в горле. Он медленно возвращался к городу. Все, что он видел, выливалось в одну преследующую его мысль, плененная Иудея, по вине Береники.
За ним на расстоянии не более двадцати шагов шел человек с желтоватым лицом и острой бородкой.
* * *
Береника беспокойно ходила взад и вперед в своих покоях во дворце Тита, где она поселилась по прибытии в Рим. Напрасны были все доводы и просьбы молодого цезаря, который уговаривал ее остановиться в доме Агриппы. Напрасно он указывал на неблаговидность ее пребывания в его доме в глазах строгих римлян, не знавших законности их союза. Напрасно Тит давал понять, что еще не прошло сопротивление Веспасиана против брака сына с царицей из ненавистного Риму племени. Береника не обращала ни на что внимания. Со времени падения Иерусалима она совершенно изменилась. В ней исчезла вся женственная кротость и спокойный ум, заставлявший ее считаться с решениями Веспасиана для того, чтобы иметь на него влияние. Внезапное проявление ее безудержной натуры при разрушении Иерусалима уничтожило все преграды. Неограниченное честолюбие и презрение к окружающему все более выступало в ней, и Тит почувствовал тайное желание освободиться от Береники. Он ждал удобного случая, чтобы свергнуть ее иго, которое становилось несносным и перестало быть полезным после окончания войны и достижения цели.