– Какой храм вкуса, как выражена здесь гордость жизни! И все же – при всем при том – какой уютный домашний очаг!
Так что с тем, чтобы его развлечь, Милли смогла предложить ему пройти с нею по покоям дворца, хотя она успела упомянуть, что только что, по собственным причинам, совершила генеральный обход, воспринимая все более глубоко, чем раньше. Он принял ее предложение без всяких колебаний и, казалось, обрадовался, что нашел ее более восприимчивой.
Милли не могла бы сказать, что такое было в окружавшей их обстановке, что возобновило полную серьезность, только минут через двадцать их обоих охватило какое-то грустное молчание, словно в преддверии чего-то мучительного, в чем ее гость тоже принимал участие. Поистине это могло быть не что иное, как совершенство очарования, – или же не что иное, как их незаинтересованность этим в данный момент. Очарование обратило к ним лицо холодной красоты, полное поэзии, которая никогда не станет их собственной, которая говорила с ними с иронической улыбкой возможной, но запретной для них жизни. Милли снова охватило этой волной.
– О, это невозможный романтический эпизод…!
Но романтическим эпизодом опять-таки было бы остаться здесь навсегда, как в крепости, до скончания ее времени, и эта идея воплотилась в образ: вот она сидит здесь, наверху, никогда не спускаясь вниз, в этом божественном, свободном от пыли воздухе, где ей будет слышен лишь плеск воды о камень. Великолепный пол расстилался под их ногами на любой высоте – вот что подсказало ей такую печальную фантазию:
– Ах, никогда, никогда не спускаться вниз! – Она странно вздохнула, взглянув на своего гостя.
– Но почему же нет? – спросил он. – У вас такая потрясающая лестница во двор! Там всегда должны будут стоять люди – наверху и внизу, в костюмах, как у Веронезе, чтобы наблюдать, как вы это делаете.
Она легко и печально покачала головой – ведь он не понял.
– Нет – даже ради людей в костюмах, как у Веронезе. Я хотела сказать, что настоящая прелесть в том, что тебе не нужно спускаться. Я ведь фактически теперь не двигаюсь с места, – добавила она. – Знаете, я так никуда и не выходила. Сижу здесь, наверху. Вот почему вы так удачно застали меня дома.
Лорд Марк был поражен – он был, о да! – по-настоящему человечен.
– Как, вы никуда не ходите?
Милли оглядела все вокруг: они находились этажом выше тех палат, где она встретила его по приезде, в зале, соответствовавшем sala предыдущего этажа, окна его готическими арками открывались на Большой канал. Рамы в арках были распахнуты, балкон широк, вид на канал, над которым он навис, восхитителен, а трепещущие взмахи в их сторону свободно висящей белой занавеси, казалось, манили – она не могла бы сказать куда. Но миг – и уже не было мистической тайны: она никогда еще не чувствовала себя настолько призванной, настолько готовой сделать что-то, как сделать это, и только это, прямо тут же, на этом самом месте, – пойти на это приключение: вот почему оно все время приходило ей на ум – приключение неподвижности.