– Я так рада, что вы здесь.
Ее слова не были ответом на его вопрос, но на тот момент сослужили свою службу. Остальному оставалось воспоследовать.
Деншер ей улыбнулся и тут же обнаружил – как следствие душевной близости с нею, – что говорит на ее языке.
– Какое у нас с вами совершенно чудесное приключение.
– Ну, – и поднятое к нему лицо ее просияло, – мне и хотелось, чтобы вы так к этому относились. Если бы я не боялась, – добавила она, – есть кое-что, о чем мне хотелось бы вам сказать.
– Но, простите великодушно, чего же вы боитесь? – ободряюще спросил он.
– Кое-чего другого, что я могу случайно испортить. Кроме того, знаете ли, у меня не бывает такой возможности – вы ведь все время, знаете ли, с ней.
Его поразило, что он ощутил в ней странную поддержку своей застывшей улыбке, которая становилась тем более застывшей, что в последних словах Сюзан он уловил точное описание курса, которому следовал. Было очень странно, что дошло до этого, но он действительно был всегда с ней.
– Ах, – он тем не менее все еще улыбался, – но ведь сейчас я не с ней.
– Нет, и я так рада, что получила из-за этого такую возможность. Ей обычно намного лучше.
– Лучше? Значит, ей и правда хуже?
Миссис Стрингем помолчала.
– Она держится просто чудесно – вот как она держится. Она просто чудо. Но ей правда получше.
– О, если ей и правда получше…! – Но Деншер сдержался, не желая показаться слишком экспрессивным по этому поводу и слишком заинтересованным, чтобы не ввести собеседницу в заблуждение. – Тем более жаль, что мы не увидим ее за обедом.
Но Сюзан Шеперд была здесь – с ним и для него.
– Она держится. Сами увидите. Вам не придется ничего пропустить. Намечается маленькая вечеринка.
– А-а, теперь я вижу – по возросшему великолепию!
– Ну, это же прелестно, правда? Я хочу, чтоб все было по-настоящему. Она же впервые поселилась так, как ей, по ее типу, подобает жить; и возможность совершать все это – то есть, я хочу сказать, возможность выявлять весь блеск этого места – делает ее по-настоящему счастливой. Это ведь просто картина в манере Веронезе, почти совершенно в его манере, – и я тут, как неизбежный карлик, маленький такой черный арапчонок, помещенный в уголке переднего плана для вящего эффекта. Если бы вдобавок у меня был сокол или борзая или что-нибудь еще в этом роде, я придала бы всей сцене еще больше достоинства. Старая экономка, женщина, которая здесь всем заправляет, держит большого красного какаду, я могла бы его позаимствовать и посадить себе на палец – на весь вечер.
Вот какие пояснения и массу разнообразных других преподнесла ему миссис Стрингем, хотя далеко не все они способствовали тому, чтобы он почувствовал, что вписался в картину. Какая роль могла быть в ней уготована ему, с его положением, далеким от высокого стиля, в композиции, где все и вся этим стилем наделены?