Великолепным и очевидным фактом, как только Кейт встала на пороге его квартиры в тот день, о котором мы уже имели случай упомянуть, было то, что она теперь полностью взяла эту свободу в свои руки. Это тотчас бы подчеркнуло разницу – не будь ничего другого, что могло бы ее подчеркнуть, – между их теперешними отношениями и отношениями другими: вспомним характер их последней встречи в Венеции. То ведь была его идея, тогда как теперешний шаг Кейт был целиком ее собственным решением: немногие признаки этого, которые они оба отметили, были, с точки зрения Деншера, почти трогательно очевидны. Кейт и теперь была так же мрачно-серьезна, как тогда; она так же осматривала все вокруг, чтобы это скрыть; как прежде, она делала вид, хотя ее слова, в той атмосфере и в тот момент, звучали совсем невыразительно, что интересуется его жильем и его «вещами»; правда, в том, что ей не удалось симметрично поднять вуаль, виделось смущенное воспоминание, и Деншер посоветовал ей просто вовсе снять шляпку, на что она сразу согласилась, подойдя к зеркалу. Все это было лишь тщетой – пустой суетой, а реальностью было то, что через несколько минут после ее появления воображение Деншера подсказало ему, что приход Кейт внес в их отношения тот самый элемент обновленной уверенности, забота о котором прежде была исключительно его собственным делом. Именно Кейт, в высшей степени, сохраняла присутствие духа. И кстати сказать, не замедлила использовать его прямо по назначению.
– Видишь, на этот раз я без колебаний сломала твою печать!
Войдя в его комнату, Кейт успела положить на стол длинный конверт, весьма плотно заполненный, который он переслал ей в другом, еще более вместительном конверте. Деншер, однако, даже не взглянул на него – в уверенности, что никогда более не захочет его видеть; к тому же, по случаю, конверт лег на стол не печатью, а адресом вверх. Так что Деншер ничего «не видел», и слова Кейт заставили его посмотреть лишь исключительно ей в глаза, не подходя туда, где лежал указанный предмет.
– Это не «моя печать», дорогая, и моим намерением, которое я постарался выразить в своей записке, было пояснить тебе, что это не мое.
– Ты хочешь сказать, что тогда оно до такой степени мое?
– Ну, давай скажем, если тебе угодно, что оно «их» – то есть исходит от хороших людей из Нью-Йорка, от авторов присланного нам сообщения. Ты сломала печать – ну и прекрасно; но мы могли бы, знаешь ли, – сразу же продолжил он, – отправить его назад в целости и сохранности. Только сопроводив его, – Деншер улыбался, а сердце его сжималось от волнения, – предельно любезным письмом.