Крылья голубки (Джеймс) - страница 58

это юное существо, и у нее был самый счастливый момент в жизни, когда она, следуя инстинкту, утаила это видение. Она не могла этого объяснить – ее бы не поняли. Стали бы произносить всякие бостонские заумные вещи и тем самым только затемнили бы обсуждение. Дело в том, что миссис Стрингем была родом из Берлингтона (штат Вермонт), который дерзко считала сердцем Новой Англии, Бостон же, с ее точки зрения, находился «слишком далеко к югу».

Не могло существовать лучшего доказательства (чем этот интеллектуальный раскол) впечатлению, произведенному на нашу приятельницу, которая сама сияла – и понимала это – лишь отраженным светом замечательного города. Она тоже прошла его обучение, однако оно не помогло ей стать человеком поразительным: обучение это оказалось прозаически обыденным, хотя, несомненно, было преподано в значительной дозе, оно лишь сделало ее прозаически обыкновенной, каким было само, то есть обыкновенной по-бостонски. Сначала Сюзан потеряла мужа, а затем – мать, с которой снова стала жить вместе после смерти мужа, так что теперь она чувствовала свое одиночество еще острее, чем прежде. Впрочем, она переносила его с холодным облегчением, поскольку, как она выражалась, ей вполне хватало на жизнь – при условии, что она будет жить на одном хлебе; как мало в действительности она удовлетворялась такой диетой, мы можем судить по прозвищу, которое она себе приобрела, – Сюзан Шеперд-Стрингем – как постоянный клиент лучших магазинов города. Она писала рассказы и наивно-любовно верила, что нашла свою «ноту» – умение описывать Новую Англию не полностью застрявшей на кухне. Она и сама не воспитывалась на кухне и была знакома с другими, кого там не воспитывали; таким образом, говорить о них и за них стало ее литературной миссией. Быть настоящим литератором всегда оставалось ее самым дорогим замыслом; этот замысел всегда заставлял ее держать свои блестящие острые зубки наготове. Кругом находились мастера, образцы, знаменитости, в большинстве своем иностранные, опыт которых она в итоге принимала в расчет, в чьем свете изобретательно трудилась; существовали, однако, и другие, кого она, как бы о них ни болтали, считала глупыми и бессодержательными, ибо ее неприятия были весьма изобильны; и все же определять все категории ей не удавалось – во всяком случае, они переставали что-либо значить, как только Сюзан оказывалась рядом с чем-то настоящим, с романтической жизнью в чистом ее воплощении. Эту жизнь она и увидела в Милдред Тил, отчего ее рука некоторое время так сильно дрожала, что не могла держать перо. Сюзан казалось, что она совершила открытие, какого Новая Англия, очищенная от недостатков и грамматических ошибок, не могла ей дать; и она, вся состоящая из маленьких, причесанных воспоминаний и выдумок, из мелких замыслов и амбиций, смешанных с чем-то моральным и личным, почувствовала, что ее новая подруга окажет ей плохую услугу, если их дружба не разовьется, но если она разовьется, то от всего другого не останется и следа. Однако миссис Стрингем была вполне готова отказаться от всего остального; а пока она занималась своими обычными бостонскими делами с обычной бостонской безупречностью, ей все время приходилось держать себя в руках. Она носила «прелестную» фетровую шляпку, такую тирольскую, и все же, несмотря на украшавшие ее перья из орлиного крыла, такую почему-то домашнюю, носила ее со своей обычной решимостью и чувством безопасности; она добавляла к своим костюмам меховое боа со столь же обычной безупречной осторожностью, сохраняла равновесие, удерживаясь на ногах на обледенелых склонах, со столь же обычной ловкостью напрактиковавшегося человека. Каждый вечер она открывала свой номер «Транскрипта» с обычным смешением тревожного ожидания и смирения; она посещала – почти ежевечерне – концерты, с обычной затратой терпения и столь же обычной экономией эмоций; она впархивала в Публичную библиотеку и выпархивала из нее с видом добросовестно возвращающей или смело уносящей в собственном кармане ключ к Знанию как таковому; и наконец, вот что она действительно там делала: она следила за тоненькой струйкой романного «любовного интереса», пробивавшейся в змееподобном извилистом источнике – в журналах, ради чего она ухитрялась содержать этот источник в чистоте. Однако