Двор лагеря военнопленных накрыл январский снег, когда Мелетий, одолев тиф, встал на ноги. Его переселили в жилой корпус, назначили санитаром. Весь день он находился на ногах, а вечером почти с пустым желудком в изнеможении валился на нары. Но сразу уснуть не мог. «Как видно, вопрос «Быть или не быть?» для меня уже решен, – размышлял Малышев. – Допросы, истязания, инсценировка расстрела, сыпняк – все это уже позади. Впереди – разведшкола абвера. Но как попасть в нее? Неужели не удастся?..»
Малышеву было необходимо попасть в абверовскую школу. «Но как же добиться этого, не вызывая у гитлеровцев подозрений?» – напряженно думал Мелетий. На память пришли слова подполковника Соснихина о смекалке, находчивости, разумной инициативе разведчика. «Инициатива в моем деле может его провалить или оказаться смертельной… Тот же Соснихин говорил, что действовать напрямик, открыто предлагать свои услуги абверу, разумеется, нельзя. Лучше всего идти в обход. Но как? – уже не раз спрашивал себя Малышев, однако ответа не находил. – Соснихину у себя в кабинете можно строить разные планы, рассуждать… А здесь, среди немцев, как мне быть? Терпение и терпение. Буду ждать».
Шло время, и в лагере появился некто Зорин, рослый узкоглазый брюнет в военном френче без погон. Ему на глаза и попался Малышев. Мелетий, видимо, произвел на него хорошее впечатление, потому как после беседы Зорина с Малышевым Мелетия переселили в комнату Зорина, назначили уборщиком кабинетов канцелярии лагеря. Уже через два-три дня разведчик понял: сделано это не без цели. Убирая кабинет коменданта лагеря, Мелетий неожиданно обнаруживал то «забытую» на столе денежную купюру, то недопитую бутылку шнапса, а один раз даже оставленный «по ошибке» в незапертом ящике стола пистолет с патронами. Его явно проверяли.
Еще одну проверку немцы устроили, когда в лагерь прибыли для знакомства с пленными, отобранными Зориным, два немецких обер-лейтенанта, хорошо владевшие русским языком. Эти офицеры вызвали Малышева в отдельную комнату, посадили его перед ярко горевшей лампой. Один из них сел напротив Мелетия, второй – сбоку. Они задавали ему вопросы на русском языке и, выслушав ответ, делились своими впечатлениями по-немецки. Несколько раз, не отрывая глаз от освещенного лампой лица Малышева, допрашивающий говорил своему коллеге:
– У меня нет никаких сомнений: это явный агент русской контрразведки.
Мелетий понимал все до единого слова: знание немецкого языка давало ему немалое преимущество перед противником. Сейчас же оно повернулось к нему оборотной, опасной стороной. Огромным усилием воли Малышев сумел сохранить хладнокровие, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он, не выдав себя, с невозмутимым видом отвечал немцам. А вопросы следовали один за другим. И все-таки свершилось! Малышев был зачислен в группу военнопленных, отобранных для обучения в школе абвера. Вскоре их отвезли в Эстонию, в местечко Вана-Нурси, где располагалась диверсионная школа. Прибывшие прошли медосмотр, а через день один из приезжавших в Красногвардейск обер-лейтенантов повез их на грузовой машине дальше. «Итак, Вана-Нурси – первый объект абвера, встретившийся на моем пути. Жаль, что не удалось основательнее познакомиться с ним и с теми, кто здесь обучается», – посетовал Малышев.