— А это платье мне идет? — спросила она.
— Определенно. Мне нравится вырез, и оно выгодно подчеркивает твою фигуру, — добавила я и тут же пожалела об этом.
— Намекаешь, что я толстая? — понурилась Эмма. — Пожалуйста, не говори так, Фиби, — только не сегодня. Я знаю, мне надо сбросить несколько фунтов, но…
— Нет-нет, я вовсе не это имела в виду. Разумеется, ты не толстая, Эмма, ты прелестна, я просто хотела сказать…
— О Боже! — всплеснула она руками. — Я забыла про блины!
— Я их сделаю. — Я открыла холодильник и достала копченого лосося и сливки.
— Ты прекрасный друг, Фиби, — вздохнула Эмма. — Куда я без тебя? — Она добавила в баранину розмарин. — Знаешь, — помахала она веточкой, — мы знакомы уже четверть века.
— Так долго? — пробормотала я, нарезая копченого лосося.
— Да. И наверное, предпочтем еще лет пятьдесят.
— При условии, что будем пить хороший кофе.
— Мы поселимся в одном доме для престарелых, — хихикнула Эмма.
— Где ты по-прежнему будешь просить меня оценить твоих бойфрендов. «О, Фиби! Ему девяносто три — тебе не кажется, что он для меня староват?»
Эмма фыркнула и, рассмеявшись, бросила в меня пучок розмарина.
Я начала жарить блины, стараясь не обжечь пальцы, переворачивая их. Друзья Эммы разговаривали так громко — да еще кто-то играл на пианино, — что я едва услышала звонок в дверь, зато Эмму он привел в большое возбуждение.
— Он пришел! — Она посмотрелась в маленькое зеркальце, поправила ленту в волосах и побежала к узкой лестнице. — Привет! О, спасибо! — услышала я ее возгласы. — Они великолепны. Входи, ты знаешь, куда идти. — Я отметила, что Гай уже бывал у нее дома, — это хороший знак. — Все уже здесь, — сказала Эмма, когда они шли по лестнице. — Ты застрял в метро?
К тому времени у меня была готова первая партия блинов. Я взяла перечницу и с силой открыла ее. Пусто. Черт побери! Где Эмма хранит перец? Я начала искать: распахнула пару шкафчиков и обнаружила баночку на полке со специями.
— Давай я налью тебе выпить, Гай, — услышала я голос Эммы. — Фиби! — Я сняла ярлык и попыталась открыть банку с перцем, но ничего не получилось. — Фиби! — повторила Эмма. Я повернулась. Она стояла посреди кухни и лучезарно улыбалась, сжимая в руке маленький букет белых роз; за ней в дверях стоял Гай.
Я смотрела на него в смятении. Эмма говорила, что он «великолепен», но я не приняла ее слова всерьез, поскольку она говорила так всегда, даже если мужчина был ужасен. Но Гай оказался ошеломляюще красив: высок, широкоплеч, с открытым лицом, с тонкими правильными чертами, коротко и хорошо подстриженными темными волосами и удивительным выражением синих глаз.