Занятия продолжаются. Зарин Зоманыч, заложив руки за спину, прогуливается вдоль доски.
– Так! Тема – отравляющие газы. Записываем!
Ручка не пишет. Паста реально замерзла. Ну, в смысле, застыла. Клим раскрутил свою ручку и дует в трубочку стержня. Думает, так заработает, запишет. Господи, глаза-то у него как вылупились, не выпали бы. Я блуждаю взглядом по аудитории и останавливаю его на Заманыче. Что-то препод наш сегодня какой-то пухленький. Когда это он успел так потолстеть? О-ба! Над воротом у него торчит салатовый ворс. Батюшки, господин полковник, да ты у нас в свитере. Напялил его под рубашку, а сам под моржа косишь. Мамин свитер небось, яркий такой. Подсказать ему, чтоб свой галстук-«удавку» поправил, чтоб «вшивник» его не светился… О, вот вам еще один военный термин – «вшивник». Он означает любую неуставную одежду, надетую под уставную. Свитер, вязаная жилетка, чесаный пусер от армейского лыжного костюма – все одно. Заметит сержант, отнимет, порвет и выкинет в «шаттл», ну, в смысле, в мусорный бак, что в туалете. Равно как подтяжки, и они запрещены, их тоже туда. А вот я для себя сделал такой вывод: сколько под п/ш не пихай, все равно будет холодно. Поэтому спастись от простуд и обморожений можно через привыкание, через закалку. Вот поэтому из исподнего я ношу только трусы и майку. Все. Как бы холодно ни было. Как это у классика? «Человек – такая скотина, ко всему привыкает». Так же «утепляется», например, Сухой. А есть у нас во взводе вообще уникальный курсант – Витя Мыцкий.
Вот и прошли занятия. День прошел. Мы в казарме. Скоро отбой. О чем это я вам рассказывал… Давеча, в аудитории… Да, вот, вспомнил, Витя Мыцкий! О нем разговор был. Так этот курсант лично мне не дает спать. Вернее, засыпать. Витя свердловский кадет. В смысле, выпускник Свердловского Суворовского военного училища. Родом из Казахстана, из города Токмака. Из родни – одна мама. Тихий, спокойный курсант. По сложению он худ, как велосипед. Аж синие вены на плечах проступают. Витя спит, как лягушка, я слышал, они замерзают, стекленеют на зиму, весной размораживаются и дальше прыг-скок. Отходя ко сну, Витя не укрывает себя одеялом, только простынкой. Я видеть этого не могу. То есть если вижу, меня скручивает морозная судорога. Я всегда умоляю:
– Витя, ложись пораньше. Или попозже. Если я вижу, как ты накрываешься простыней, мне уже не заснуть. Кровь стынет в жилах.
– Ладно, ладно, Слон. Договорились!
А я обычно укладываюсь спать основательно. Надеваю пижамку, то есть армейский лыжный костюм с начесом. Ночной колпак, в смысле, зимнюю шапку с опущенными клапанами. Поверх себя кладу две шинели. Одну спускаю в ноги, подтыкая полы ее под матрас, под ступни. Накрываюсь одеялом. Сверху кладу вторую шинель. Некоторые спят в «конвертике». То есть, не расправляя кровать, залезают со стороны подушки под заправленное одеяло. Испытано – так холоднее.