Ле Брев покачал седой головой:
— Почти так, но не совсем, мой друг. Там были обнаружены не двое детей, если уж вам так надо знать.
— Тогда вы солгали мне, инспектор.
— Да, немного. Признаюсь.
— И что же это должно означать?
Ледяным тоном он сказал:
— Было найдено только одно тело.
Полиция доставила меня в Сен-Максим и высадила у гостиницы. Ле Брев собирался в Понтобан в комиссариат. По дороге мы говорили мало, будто взвешивали и обдумывали слова, прежде чем сказать что-то друг другу. Но, прощаясь около «Леванта», он еще раз посоветовал мне ехать домой.
— Разве вас не ждет работа? — намекнул он.
— Думаю, ждет. А вас?
Он с каменным лицом уставился на меня:
— Не корчите из себя умника, месье. Мы свяжемся с вами, если появятся какие-нибудь новости. Нет смысла оставаться здесь дальше, если у вас, конечно, нет на то личной причины.
— Причины? — выпалил я. — Было совершено преступление. Против меня, против моих детей. И я хочу знать почему?
Он вздохнул:
— Я говорил вам в первый же день. Иногда мы сталкиваемся с такими тайнами, которые невозможно раскрыть.
— Но вы же умный полицейский. Вы знаете это.
Он опять вздохнул:
— Ответов на все вопросы я не знаю.
— Ну ладно. Тогда я попытаюсь найти их.
Я стоял на улице и смотрел, как он отъезжает, затем вошел в холл. Киоск опять был закрыт. Наверху, в своей спальне, я попробовал снова дозвониться Эмме, но трубку опять поднял ее отец.
— Джеральд, я ездил на опознание тела. В Каркасон. Это не наш ребенок.
— Слава тебе Господи, — вымолвил он.
— Как Эмма? Когда она возвращается в Рингвуд?
— С Эммой все в порядке, — бросил он жестко. — Мы не знаем, когда она вернется. Она настаивала, чтобы ты не звонил.
— Боже мой! Но она же моя жена.
— Я должен поступать так, как она требует. Она живет своим умом.
Я положил трубку и позвонил в редакцию. Эстель тоже разговаривала со мной холодно. Я попытался продиктовать ей вопросы, которые мне хотелось еще раз проверить: Сульты во время войны, пожары в 1953 году, имелись ли недавно случаи исчезновения детей в этом районе?
— Мне очень жаль, Джим…
— Разве ты не хочешь, чтобы я их нашел?
— Конечно, хочу, Джим. Но я действительно ничего больше не могу для тебя сделать.
Думаю, что на этом все и кончилось бы. Я тоже мог бы сдаться, не объявись снова Люка. Старый Люка с обвисшими усами и лоснящимися брюками, который пришел тогда в дом с хрупкой женщиной Огюстиной и первым рассказал мне о Сультах. О том, как они сотрудничали с немцами в годы войны, и что потом случилось с семьей, подтвердив поразительно точные подозрения Эммы, высказанные после беседы с Элореаном. Люка тогда не хотел много говорить о Сультах, но сейчас он сам позвонил и предложил встретиться за чашечкой кофе в кафе на площади.