— Так как же они погибли?
— Кто знает, месье? — Он натянуто улыбнулся. — Не следует забывать, что им было всего десять и двенадцать в то время.
— Так же, как и моим детям сейчас.
Раймон, казалось, не услышал реплики.
— Думаю, вам нужно идти, месье. Извините.
— Но, как сказал инспектор Ле Брев, погиб только один ребенок.
Он застыл.
— А по-моему, двое, месье.
— Считайте, как хотите, но Ле Брев изменил свою версию.
Он сжал губы.
— Это не важно. Я ничего не знаю. Я не видел мадам несколько лет после пожара. Она отдалилась от мира.
— Но это ведь случилось тридцать семь лет назад.
По его глазам было видно, что он вспоминает это давно минувшее время.
— Именно так.
— Почему? Почему она удалилась от людей, от мира?
— Пожалуйста, уходите.
Он встал, чтобы проводить меня к двери.
— Почему вы гоните меня?
Он колебался.
— Мадам Сульт стала одержимой Они были единственным, что у нее осталось. Они жили очень дружно. И были очень близки, вы понимаете. Мать и дети.
— В доме в Шеноне?
— Какое-то время да, месье.
— В каком смысле они были ненормальными? — спросил я. — Почему она держала их вдали от всех?
Сейчас он уже разозлился и откровенно пытался избавиться от меня:
— Я врач и не могу отвечать на такие вопросы.
Он вызвал звонком пожилую служанку.
— Они были ненормальными? Идиотами?
Раймон покачал головой:
— Напротив, они были очень умными.
— Хорошо, — сказал я. — Я знаю, где она живет, и могу спросить у нее сам.
Он поймал меня за руку в дверях:
— Не ходите туда, месье.
— Гурдон-сюр-Луп? Разве не там?
— Оставьте ее в покое, прошу вас.
— Оставить мадам Сульт? Почему?
— Человеческая жизнь, а особенно ее конец — это очень печально. Вы человек свободной профессии? — Он вопрошающе поднял брови.
— Архитектор.
— Ага. Архитектор. Должно быть, вы полагаете, что мир состоит из прямых линий. Нет, мой друг.
— Конечно, нет. Что вы пытаетесь мне доказать?
— Месье, должен предупредить вас. Мадам Сульт старая, больная, у нее расстроена психика. Все мы стареем, это неизбежно.
Он опять протянул руку, показав, где выход.
— Я бы хотел…
— Но считаю нужным предупредить. Она старая и больная. Жертва. И тоже не в своем уме.
Не в своем уме. А кто из нас в своем, думал я, и в первую очередь я сам, который все еще торчит здесь, надеясь выяснить то, что оказалось не под силу полиции. После обеда я поехал в комиссариат в Понтобане, в одно из этих вычурных зданий, с кариатидами у входа и круглыми окнами, под сводчатой крышей, похожих на небольшой железнодорожный вокзал. Мне хотелось спросить, есть ли хоть какой-то прогресс в поисках Мартина и Сюзи. Я встретил Ле Брева на лестнице, спешащим к машине. Он кивнул и подошел ко мне, лоснясь от испарины, опережая мои вопросы: