— Им придется дать нам обыскать усадьбу.
Мы увидели облезшие колонны дома. Машины остановились у крыльца. Люди Ле Брева стали окружать особняк, как будто Ле Брев ожидал, что таинственный незнакомец вот-вот выбежит навстречу. Но дом оставался молчаливым и угрюмым. Я заметил, что жалюзи на нижнем этаже открыты, но занавески мешали заглянуть внутрь.
Ле Брев поднялся по ступенькам, которые, к моему удивлению, оказались деревянными. Во всех постройках чувствовалось что-то временное, портик со ступеньками и колоннами был словно прилеплен к дому, и это придавало зданию дешевый вид. Я опять подумал о том, почему эта старая женщина, когда еще была в здравом уме, выбрала именно его. Усилия, потраченные на то, чтобы он выглядел шикарным, этот особняк, который терялся в пристройках и строительных лесах, тоже, должно быть, оказались лишь иллюзией, притворством.
Инспектор позвонил, и звонок эхом отозвался в холле, в той части дома, где мне не удалось побывать.
— Мы пойдем из комнаты в комнату, — распорядился он, когда его люди выгрузили инструменты.
Женщина, которая открыла дверь, была одета во вдовью черную одежду и домашние тапочки без задников. Ее лицо походило на те лица, что мы видели на площади в деревне, — вялое, подозрительное крестьянское лицо, лишенное всякого выражения.
— Полиция, — объяснил Ле Брев. — У меня есть все ордера. Я хотел бы видеть мадам Сульт.
Она уставилась на нас: Ле Брев в щегольском светло-голубом костюме, крупный Констан с записной книжкой, медлительный болезненный Клеррар, Эмма и я.
— Это невозможно. Она спит, — резко ответила она. — Она всегда спит днем.
— И просыпается ночью, — добавил я.
— Это не важно. — Ле Брев надулся и выпятил грудь. — Я должен видеть ее. Проводите меня в ее комнату.
Женщина пожала плечами.
— Вы сиделка? — спросила Эмма.
— Я присматриваю за ней по мере необходимости.
Мы прошли через холл, который знавал времена и получше. Когда-то здесь находился вход в фермерский дом, а затем его, видимо, перестроили и расширили. Наверху, над полированной деревянной лестницей, висела пыльная люстра ручной работы. С обеих сторон нависали арки, которые вели в крылья, но интерьер казался серым и пустым. Наши шаги гулко раздавались на мозаичном полу с классическим рисунком: полурыбы-полукони и эльфы. А может, это изображены какие-нибудь богини. Мне было все равно, хотелось поскорее покончить с этим делом.
— Где она? — обратился Ле Брев к сопровождавшей нас женщине.
Та показала на коридор, в который я проник с другого конца, и мы двинулись по нему этакой процессией во главе с Ле Бревом. Когда мы завернули за угол и направились к комнате, где лежала старуха, я увидел, как задергались ноздри у инспектора. Опять ударил в нос тот запах, но не настолько сильный, как во время моего ночного визита, а более приглушенный, забитый моющими и дезинфицирующими средствами. Запах далеко не тот, который обрушился на меня.