Передние комнаты никакого интереса не представляли: полутемная мрачная библиотека, две гостиные, одна из которых, судя по всему, использовалась как столовая. С другой стороны комнаты выходили в задний двор и были почти пустыми: наполовину обставленная комната, которая когда-то могла использоваться как детская, гостиная, комната для игр, комната для шитья со швейной машинкой, ванная, бильярдная, зимний сад. Бильярдный стол покрыт грубым серым сукном, на котором остались следы от многочисленных кофейных чашек, кий сломан. Но везде жалюзи работали и голые лампочки зажигались.
Эмму передернуло:
— Ужасное место, какой-то склеп.
Но Ле Брев сновал повсюду с видом человека, который знает, что делает, отдавая короткие приказы своей маленькой армии в зеленой форме, и полицейские лезли во все уголки, рылись в старой одежде и вытряхивали содержимое ящиков.
— Не забывайте, что мы ищем доказательства того, что дети побывали здесь. Обувь или какие-нибудь другие предметы.
— Может, книги или игрушки. Маленькая плюшевая собачка, — добавил я.
Они продолжали поиски. Мы прочесали восемь комнат наверху. Ванная не работала, а пять спален пустовали. В остальных стояли незастеленные старомодные железные кровати с пружинными матрасами и умывальники с кувшинами. И опять, казалось, ничего здесь не изменилось со времен юности мадам. Наверное, все это осталось еще от поколения молодости родителей Марселя Сульта, где-то на стыке веков. Это чувство потерянного времени довлело над всем, как будто владельцы дома сдались, бросили все и ушли отсюда очень-очень давно.
В двух спальнях стояли шкафы, доверху набитые туалетами мадам Сульт: лисьими мехами и шляпами, шелковыми платьями для коктейлей и когда-то яркими халатами, и все они, как я понял, еще довоенных времен. Это был своеобразный музей воспоминаний, которые никто не тревожил годами, за исключением моли. От пыли мы расчихались и с облегчением решили вернуться на первый этаж, в то крыло, где все еще спала старая женщина. Мы прошли мимо ее комнаты и стали исследовать остальные, одну за одной. В самом конце коридора находилась кухня с высоким потолком, где я впервые почувствовал атмосферу упадка, ее наконец-то вымыли, и сейчас в ней стояли несколько кастрюль и сковородок, которыми недавно пользовались: пустая кастрюля с длинной ручкой для молока, кастрюля на плите с почти остывшим супом, грязные тарелки в мойке.
Эмма взяла грязную тарелку. На ее краях были остатки пищи, которые пахли мясом.
— Это что?
Женщина из деревни неохотно подошла к ней.
— Еда мадам.