-- Нет, нет... -- замотала она головой, -- не надо мести! Они же... мои.... Ох, я не знаю что делать!? И она опять неслышно, чтобы не разбудить дочь, залилась слезами, уткнувшись в плечо подруги.
Следопыт передернул плечами и больше не поднимал эту тему. Надо, сама позовет. Он предложил, и сделал все, что мог.
Когда, после нескольких ходок, вещи Энн перенесли к ее родителям, эльфийка и Манул тепло распрощались с ней у порога ее дома. Внутрь гостей не пустили, да и "спасибо" за помощь не сказали. Но благодарность девушки была искренней. Она долго не выпускала Лаэре из объятий, словно боясь порвать ту тонкую ниточку, что соединяла ее с другим, счастливым прежде миром.
-- Навещай нас хоть изредка, шепнула она. Лаэре кивнула и незаметно пожала ее холодную, дрожащую ладошку.
Наконец, разомкнув объятья, Энн скрылась, словно растворившись в темном дверном проеме.
Уже по дороге домой Лаэре спросила следопыта:
-- Ты тоже, как Энн, считаешь, что месть не нужна? -- Вопрос звучал скорее как провокация к беседе.
Митаэн сверкнул глазами из-под нахмуренных бровей.
-- Поверь, я не успокоюсь, пока два ублюдка не получат свое, -- угрюмо процедил он, -- Нэльтарин был мне как брат, а за братьев мстят.
Лаэре с нежностью обняла его за талию. Она не сомневалась в муже.
Как не странно, этой же зимой старшего брата задрал медведь. Младший, через несколько дней, попал в волчью яму. И не важно, что в арсенале у "медведя" имелся нож, что, впрочем, не помешало реальному медведю лакомиться мясом, а в той части леса, где была волчья яма, волков отродясь не видели.
На похороны братьев Энн не явилась, сославшись на нездоровье. Вместо этого она залезла в подпол и достала бутылку крепкого сливового вина.
Весь ужас заключался в том, что этой самой бутылкой братья убили ее саму.
Кейт тяжело вздохнула.
Ее единственной отдушиной в деревне были визиты к Лаэре и Манулу. Эльфийка, как могла, помогала ей разбираться в травах, учила грамоте и письму, а Манул преподал первые уроки самообороны. И ничего, что после этих походов девушке часто попадало от бабки Рэи, то и дело стращавшей ее злым эльфийским колдовством, а от бабкиной же "науки" ныли отбитые ремнем бока и спина. Мать пьяно молчала, равнодушно отворачиваясь в тех случаях, когда от бабкиного гнева дочь пряталась под стол, умоляя больше не бить. Совсем незадолго до своего похищения Кейт всерьез задумалась бежать. Мать вообще больше "не просыхала", похмеляясь с утра и напиваясь до беспамятства к вечеру. И если сначала Кейт было ее жаль, и она умоляла Энн больше не пить, то сейчас ей тоже стало все равно. За равнодушие платят той же монетой.