Похоже, именно так Радж и поступил. Потому что подросток положил в пластиковый пакет сначала завернутый в тонкую бумагу нан (это такая поджаристая тонкая лепешка), а потом и плотный конверт с отпечатками, предварительно обратив на это мое внимание. Залезать в конверт я не стал, просто кивнул, когда мальчик приподнял его перед моими глазами.
Хорошо, хорошо, при всем моем стремлении к духовности жизнь тела во мне по-прежнему сильна. В лепешку я алчно вгрызся, еще не поймав такси. В Индию я попал пару лет назад с одной супружеской четой, решившей посетить все самые роскошные дворцы на этой планете, и с тех пор чесночный нан — одно из самых любимых мною блюд. Мне потом, правда, встречаться с людьми, которые не обязательно принимали пищу, мешающую тесному общению, но, надеюсь, мятная жвачка мне поможет.
Чтобы не пачкать фотографии жирными пальцами, я не стал открывать конверт, пока не прикончил всю лепешку. В небольшой сумке через плечо, с которой я постоянно хожу, всегда есть пакетик с влажными салфетками. А тут и свободный кеб подоспел. Приведя руки в надлежащее состояние, я вскрыл конверт.
В нем было два набора отпечатков. Сначала Ашраф встретился с невзрачным лысым очкариком лет сорока пяти, носящим старомодную роговую оправу. Абсолютно белым, более того, судя по остаткам волос у него над ушами, блондином. И даже если Рашид Халед это псевдоним, а работа на ливанскую газету была лишь прикрытием, он не был похож на человека, ревностно посещающего мечеть, пусть даже не только для того, чтобы молиться. «И вправду, — вспомнил я, — я же сказал Раджу, чтобы они начали наблюдение с запасом, с восьми вечера. Так что Ашраф успел повидаться с кем-то еще».
А вот человек из второго набора фотографий отвечал всем критериям. Рашиду Халеду было за пятьдесят. Он был полным, даже толстым, с нездорово одутловатым лицом и глазами чуть навыкате. Рядом с болезненно худым Ашрафом он смотрелся как его антипод, все прочие человеческие особи вполне могли вписаться меж этих двух полюсов. Губы полные, чувственные, блестящие — снимки были сделаны в ресторане, Халед что-то ел. Однако глаза живые, без восточной неги и расслабленности. Он чем-то напоминал Денни де Вито, надутого до удвоения объема.
Я повеселел, дал таксисту десять фунтов за ерундовую поездку и успел даже выпить эспрессо за стойкой бара, прежде чем меня подобрал Кудинов на своем «рейндж-ровере».
— Ты чего такой довольный? — спросил Лешка.
— Я довольный?
Не хватает еще, чтобы мои эмоции можно было прочесть у меня на лице. Надеюсь, такое происходит только с друзьями.