Зуд пройдет, как только рисунок освободиться полностью. Все верно.
Подумав об этом, Миша успокоился. Жужжание машинки вдруг показалось ему колыбельной. Надо бы закрыть глаза и вздремнуть, пока Толик занимается работой. И почему этот бородатый детина до сих пор не отправил его в нокаут мощным ударом? Наверное, все дело было в мыслях и желаниях. Толик не хотел никого убивать. А Миша хотел.
– Теперь вот здесь, – сказал он, указывая на стремительно набухающую красную кляксу у правого соска. – Сразу делайте до низа живота. Не мелочитесь.
– Ты чего добиваешься? – спросил Толик, вонзая иголку и выводя голубые волнистые линии.
– Я хочу, чтобы в голове была ясность, – ответил Миша. – Не хочу больше никого убивать. Конечно, бить гаечным ключом по чьему-то лицу приятно и даже в некотором роде захватывающе, но все же…
Миша нахмурился, потому что не мог вспомнить, почему притащил сюда газовый ключ. Разве он не положил его обратно, когда увидел Надю на пороге комнаты?
Он не помнил, что было потом. Отправился ли на лестничный пролет, чтобы забить до смерти собаку, а потом задушить ее хозяйку поводком? Вернулся ли обратно в квартиру?
И когда он вообще видел Надю в последний раз. Неужели тогда, когда зажимал ей рот ладонью?
Его отвлекала безжалостная и холодная мысль о дочери и газовой духовке.
Куда делась Люся? Почему последние дни он не забирал ее из садика?
Иголка скребла кожу, выводя новую – оранжевую – линию.
Миша свободной рукой достал телефон. Набрал Надю. Минуту вслушивался в короткие гудки. Перезвонил. Снова гудки. Набрал эсэмэску: «Звякни, как освободишься».
В душе возникли струнки страха, намотались на колки и начал медленно, скрипуче натягиваться, вызывая боль. По телу пробежала дрожь. Толик даже остановился.
– Продолжайте, – пробормотал Миша срывающимся шепотом.
Трепетные мысли в голове наливались страхом и не давали трезво мыслить.
Неужели?..
Снова взгляд в зеркало. Из-под кожи высвобождался странный узор.
– Но я же не мог убить дочь раньше времени? – пробормотал Миша, ощущая, как пот течет по вискам, по шее и капает с подбородка. – Я ведь не мог убить их всех.
Вряд ли бы кто-нибудь мог дать ему внятный ответ.
Набрал Надю. Гудки. Сбросил. Набрал снова. Гудки. Сбросил. Набрал снова.
Жужжание машинки слилось с гудками, гудки превратились в сплошной зуд, зуд раздирал кожу. А из-под кожи с каждой секундой вылезали новые разноцветные линии непонятной, бессмысленной, но такой красивой татуировки.
Майк Гелприн, Юлия Черных
Восьмая свадьба
Невеста
Ну и скучища же эта кретинская виктимология. Земельно-имущественные отношения тоже, конечно, тоска. И ювенальная юстиция не дискотека с мальчиками, но от виктимологии у меня, того и гляди, разовьется маниакально-депрессивный психоз. Мало ли что у девушек маниакального не бывает. Послушаешь с мое, что Стрекозел с кафедры несет, как мямлит, как пыхтит, почесывается, сморкается, ищется… Не только психоз – трихомоноз огрести можно, а то и свинку.