Хотя почему меня должно беспокоить, хватит матери дров или нет?
Я отдала маме молоко и побрела в курятник. Ноги совсем промокли, снег залеплял лицо. Я открыла дверь. У кур хватило ума не выходить на улицу. Я быстро накормила и напоила их, сгребла навоз и выкинула его на улицу. Пусть лежит, снег скроет запах.
Когда я вернулась, дверь была заперта. Я стучалась и скреблась, ответа не было. Потом я несколько раз ударила по ней кулаком, и наконец мама открыла ее. Она не стала ничего объяснять.
Мне это было не нужно.
Я стянула с себя промокшую одежду и села к очагу. Даррелл с трудом подвинулся, чтобы освободить мне место.
Грандиозные планы прошлой ночи теперь казались мне пригоршней снега, засунутой за шиворот. В такую метель вряд ли мне удастся вообще добраться до хижины, не то что выжить в ней. Даже если метель через два дня кончится, я не готова уйти. Что я буду есть? Чем греться?
И как я могу оставить Даррелла?
Но пережить зиму в одном доме с мамой, испытывающей ко мне лишь презрение.
И с тобой…
Я обязательно уйду, но не раньше весны.
Даррелл прилепился к окну. Он всегда по-детски радовался снегу.
Ему приходилось то и дело стирать изморозь на стекле, появлявшуюся под его дыханием.
Из дома, где в очаге потрескивает огонь, снегопад кажется прекрасным, каждая веточка, каждый ствол дерева покрываются снежным покрывалом, скрывающим осеннюю грязь под ослепительной белизной. Я вспомнила, что когда-то мне, как и Дарреллу, тоже очень нравилось на него смотреть.
Интересно, до него уже дошло, как снег может осложнить ему жизнь? Сможет ли он теперь вообще выходить?
– Помоги мне выйти на улицу, Джуди, – попросил он. – Я много недель сидел дома. Мне так хочется попробовать снежинки на вкус.
Мама решила, что на это даже не стоит отвечать.
Но видимо, время для первого выхода Даррелла из дома подошло.
Увидев, что я ищу в сундуке его шапку и шарф, она уперла руки в боки.
– Интересно, что это ты делаешь?
Я протянула Дарреллу брюки и помогла ему их надеть поверх ночной рубашки. Натянув на культю носок, я подняла свободную штанину и нетуго подвязала ее к поясу. Он накинул куртку, надел шапку и перчатки.
– Ты не выйдешь на улицу, – взорвалась мама. – Ты там и сгинешь.
– Я потерял ногу, а не легкие, – сказал Даррелл. – Самое время снова увидеть мир.
– Я запрещаю.
Даррелл потянулся ко мне, и я помогла ему встать.
Здоровая нога была слабой и нетвердой. Он крепко прижался к моему плечу, я обняла его за талию, и мы кое-как поковыляли к двери.
– Ты поскользнешься, упадешь и обязательно сломаешь другую ногу, – мама с силой захлопнула за нами дверь.