У меня подогнулись колени. Не будь рядом столько свидетелей, я бы, пожалуй, тупо заорал в истерике. Слишком много всего за один день, а теперь еще и это!
Я через силу выпрямился, вскинул голову: пространство за лошадиными крупами уже налилось чернотой. Проклятый туман оседал на доспехах мириадами сверкающих капелек, а каждый фонарь окутал сияющим ореолом, который вытягивался огненным шлейфом, если фонарем двигали.
— Глейв — это… что? Яд?
Болгат рассыпался коротким смешком:
— Не совсем. Брат Архей тебе пояснит. Суб… как там, Крейн?
— Субстанция, — сказал Архей мрачно.
— Во, субстунанция. Рыжий, маги тебя вылечат в городе. Не боись, трудней гонорею лечить. А ты и правда… издалека, раз не слышал о Сумрачье.
— Глейв — дыхание чужого мира, — сказал брат Архей. — Прядильщик перекачивает его к нам. Отравление вызывает… превращение.
Твою же дивизию!
Я-Тиха со свистом втянул ядовитый воздух. Йорик ошибся — глейв сломил даже регенерацию Джорека. И теперь… Трясущейся рукой я указал на живоглота.
— В… в это? Вот в это я могу превратиться?
Архей развел руками, затем спрятал мечевидный кристалл обратно в суму.
— В сущность. Они разные. Мы не знаем, в кого именно превратится отравленный глейвом человек, если его не лечить. В илота. В лярву. В креву. Или вот в такого живоглота. Кое-кто превращается в фантомов. Или… в Авриса Сегретто. Но в любом случае, такой человек перестанет быть человеком и потеряет свою душу.
В глазах у меня начало мутиться от ужаса. Сбоку презрительно рассмеялся Рикет Проныра.
— Сегретто! Хо! Да вы даже не видели его ни единого раза, а уже говорите! Вы, жалкие трусливые душонки, что не могут одолеть Чрево уже третий год, вы не видели его в лицо, вы не говорили с ним, а смеете выдвигать суждения! Вы, дурачье, которое ненавидит иных! Вы, чертовы тупицы! Трусливые, сонные тетери! Вы только твердите про дыхание преисподней, про потерянные души, вы ненавидите Сегретто и его детей, но ни разу — ни разу не попытались понять! — Он надвинулся на сидящего Архея, готовый, мне так показалось, вцепиться в его лицо острыми ногтями. — Они несут свет нового мира! А вы, старые трухлявые мрази…
Архей вскрикнул, откинулся назад, выставив руки. Коротышка безумно хихикнул, сделал шаг навстречу. Я смотрел молча, оцепенение взяло в клещи, ужас колыхался в груди.
Тонкогубый рот генерала стянулся в узкую щель. Набычившись, он двинул коня на маленького вора, но в этот миг застучали копыта, и к генералу подлетел Рейф. В одной его руке был меч с искривленным клинком, в другой — большой круглый щит, кожаную обтяжку которого словно ободрала исполинская рука. Стальной умбон в центре щита лишился пики, его смяли, как бумажный шарик. Нагрудник был тоже во вмятинах, щедро забрызганных желтыми пятнами. Тканевая повязка исчезла, обнажив каверну, начисто лишенную век.