А в небе сверкали молнии, сделав из ночи день, заполненный резкими угловатыми тенями.
Площадку очистили за минуту, и Вако, сменив топор на увесистый меч, бросилась в коридор. Я отстал, переводил дыхание, борясь с дурнотой и слабостью. В коридоре лежали рассеченные тела, плавал слоистый дым, отдающий вонью горелого мяса.
«Кровища…» — мелькнула мысль. Почему-то вспомнилась древняя игрушка «Blood», о которой современные подростки даже не имеют представления.
За поворотом валялись останки тварей, отведавших фонарного масла. Последние метры я проехал на заднице, цепляя стены обломком клинка. Ноги вдруг отказались служить, наверное, были поумнее своего господина, который следом за обезумевшей валькирией пер на рожон.
И, черт, они были правы!
Сначала, вывалившись из коридора, я увидел Вако. Женщина стоял ко мне вполоборота, опираясь на крестовину меча. Согбенная поза наследственного ревматика казалась странной, ведь только что носилась с шальными воплями. Метрах в ста перед нею плавало в воздухе нечто, похожее на занавес из мерцающего черного атласа, раздуваемого ветром. Эдакая накидка со сцены самого Дэвида Копперфильда, только размерчик — для великана.
Я упал на землю, пытаясь отдышаться, стряхнул со лба пот и ихор дрожащей рукой, провел ладонью по рваной одежде, проверяя, нет ли серьезных ран. Их не было, а вот царапин и порезов я собрал неплохой урожай. И они не спешили затягиваться. Они кровили.
Переведя дух, я приподнял голову, глядя то на Вако, то на занавес. К нему бежала горсть уцелевших илотов — кто на двух ногах-лапах, кто — на четвереньках. Серые мерзкие тени…
Раздался знакомый звенящий звук, и занавес распахнулся.
Шагах в тридцати от Вако был фантом. Я-Джорек узнал его. Высокая и тонкая фигура в багровом плаще с наброшенным капюшоном, в проеме которого кипел глейв. Ба, знакомые все лица. А вернее — картины. Усики глейва робко выглядывали наружу там и тут, оплетали края капюшона и таяли, и снова выглядывали, и снова таяли в бесконечном цикле обновления. Руки фантома были раскинуты, но кисти и пальцы скрывались в провисших чуть не до земли складчатых рукавах.
Тихий жалостливый шепот пробивался сквозь рокот грома.
Я приподнялся с корточек, неуклюже, будто только учился ходить. Фантом парил метрах в десяти над землей, из-под подола плаща расползалось гнилостное зеленовато-желтое свечение. А за его спиной был тот самый занавес — черный, мерцающий, похожий на огромный парус со скругленными концами, замыкавшими фигуру в багровом плаще почти в правильный круг. Парус полоскался на несуществующем ветру. А еще сквозь него не просвечивали молнии.