— Спору нет, жалел. Всю жизнь помнить буду. А про доглядчиков впервые слышу. Обещаю, снимут... Ты знаешь, Лука, врать я не умею. И тебе прямо скажу: поклеп на тебя, будто ты против меня злое дело готовишь...
— Откуда поклеп? — оживился Мокруша.
- Большой поклеп, из Москвы. Я не поверил... потому ты и дышишь еще. Сам понимаешь, тюрем у нас нет... Конец един у тех, кто потерял доверие. Вот так-то... Может, нуждаешься в чем? Могу помочь...
— Спаси Бог тебя за доброе слово. Ничего мне не надо. Знахарю да охотой промышляю, так что пока все есть. Пойду, пожалуй.
— Погоди. Я тебе многим обязан, так позволь подарить вот этот перстенек яхонтовый. Не бойся, не ворованный. Купил я его во Владимире у заморского гостя.
— Благодарствую, князь. За всю жизнь никто не одаривал меня, проклинали больше... Перстень возьму, хоть и не достоин я такого подарка.
Кланяясь и благодаря, Мокруша ушел, сказав на прощание, что уезжает к себе на заимку.
Юрша, хотя и сделал Луке дорогой подарок, все ж не освободился от подозрения, что у того совесть не чиста. Заметил: что-то вроде смущения охватило Мокрушу, когда он принимал подарок. И вздрогнул слегка, услыхав о доносе из Москвы. Поразмыслив, Юрша успокоил себя — все это ему померещилось.
Позднее, недели две спустя сообщили, что знахарь Лука ушел из станицы Стаево, а к себе на заимку не вернулся. Юрша подумал, уж не пристукнул ли его кто по старой или новой злобе, и не забыл помянуть в молитве.
3
Таисии нравилась жизнь в лесном поселении. Первое время Юрша спрашивал себя и ее: почему? Боярышня, с детства окруженная няньками да девками, теперь жила как обычная деревенская баба. Впрочем, не совсем обычная, около нее всегда были Маланья, вроде кухарки, и Настенька — подруга и помощница. Эти женщины могли бы выполнять за нее всю работу по дому, но она сама охотно бралась за всякие хозяйственные дела. Особо ей удавалась заготовка продуктов впрок — квасить, солить, коптить. Ей это знакомо было еще в тонинском дворце.
Конечно, среди лесов скучно. Люди кругом одни и те же. Зимой вьюга в избу рвется. Лес шумит над головой. Волки воют! Действительно, в боярских хоромах спокойнее, но ведь скуки и там в достатке! А здесь муж, любимый. Юрша души в ней не чает, всякое желание угадывает. Не раз намекал, что кроме Маланьи еще двух-трех баб может в помощь ей дать, но она отказалась. Вечерами садилась за пяльцы. Пояс для Юрши расшила да сумы переметные.
А он другой раз обнимет ее и загрустит — хотел он ей терем построить, да нельзя на одном месте долго жить, приходится остерегаться доглядчиков и шишей царских. И во всем этом он виноват перед Таисией — не может ей подарить спокойного да надежного очага семейного. А она примется уверять — ни в чем он не виноват, сама знала, какая жизнь у него, сама к нему пришла и готова терпеть худшее.