— А дьяки иль каты за стены двора выходят?
- Только в церковь разве.
- О! Вечерни каждый день бывают?
— Бывают, тебя ждут там. Чего-то ты осмелел, Серега? Иль поглупел. С тобой и до лиха недалече, жених! Тебе ж сказано, государь приезжает, сам к вечерне ходит. Тогда к селу близко не подойдешь, не то что в церковь.
— Потребуется, подойдем. Теперь иди один. Неждану про меня помолчи. Тут вот у меня лыжи. Я ушел.
— Куда же?
— Люди у меня на большаке. Какого-то сотника опального из Троицы в Москву повезут. Вот мы ждем, перехватить надобно.
— Уж не Юрия ли Васильевича?
— Кажись, так называли.
Синий терлик Сергея замелькал в поросли и скрылся.
3
Из трех десятков служителей Разбойного приказа царь Иван случайно приметил подьячего Ивашку Сухорукова за красивую и четкую скоропись. Был он высокого роста, худощав, летами постарше государя, бороду стриг клинышком. Кроме писарской способности, Ивашка обладал мягким, певучим голосом и никогда по сторонам глаза не пялил, смотрел либо в землю, либо в пергамент свой — все это нравилось царю.
Подьячие боялись ходить с царем на допрос. Иван нередко тут же после допроса приказывал читать запись. Другой раз дознание два-три часа длилось, а он помнил вопросы свои и ответы пытаемого. Сразу заметит промашку в записи и бьет чем попадя. Ивашкины записи пришлись царю по душе, и с тех пор многие пытошные дела не обходились без Ивашки. Но однажды и ему по спине палкой попало — перестарался. Пытали престарелого монаха за ересь. Поначалу он ругал государя последними словами. Потом замолк и повис на дыбе безжизненно. Пока каты приводили его в чувство, царь приказал прочесть запись. Ивашка принялся зычно вычитывать на разные голоса вопросы и ответы. Когда дочитал до того места, где монах, впав в неистовство от боли, начал поносить церковь и государя, царь нахмурился. Стоявший рядом с подьячим архипастырь дернул чтеца за рукав. Ивашка, увлекшись, понял сигнал по-своему, принялся читать потише, но все подряд. А государь взял пытошные клещи на длинной ручке и принялся охаживать ими недогадливого подьячего по спине.
Успокоившись, Иван приказал читать дальше. Сухоруков продолжал дрожащим голосом, так и не поняв, на что разгневался государь. Царь, уходя, приказал:
— Лайство вымарай. Напиши: изрыгал хулу на святую церковь и государя нашего. А где еретик сказал, что он не един, добавь, что с ним заодно многие бояре, дворяне и черные люди. В другой раз мы его спросим, кто эти люди. Внял?
— Внял, государь. Дозволь переписать, марать негоже.
— Ладно. А ты, — обратился он к священнику, — когда еретик очухается, выведай, кто из бояр его жаловал.