Соответственно задача данного раздела статьи – взять во внимание аккумулированные в исследованиях сведения о практике отношений русского государства, церкви и общества с мусульманами в XV–XVII вв., с тем чтобы проанализировать возможные корреляции между этой практикой и характерными дискурсами[336], касающимися ислама и мусульман.
Проблематика взаимоотношений Московской Руси и мусульман в той или иной степени рассматривается и так или иначе квалифицируется во многих книгах и статьях. Это и общие обзоры истории России, и публикации по истории хозяйства, крестьянства и землевладения, и труды по истории внешней политики и дипломатии, и труды по истории искусства, и исследования по истории монастырей, и литературоведческие штудии, и ономастиконы. Весьма многочисленны и публикации, касающиеся именно мусульманского и татарского населения Московской Руси. Они почти всегда предлагают то или иное суждение о том, каков был взгляд московских элит на ислам, татар, мусульманство и на конфликты между Московской Русью и «миром ислама».
Однако специальные исследования менее многочисленны и распадаются на две основные категории. Во-первых, это труды, посвященные «своим» татарам Московской Руси, т. е. мусульманской или вышедшей из мусульманства диаспоре на территории Московского государства, и работы, посвященные политике государственных и церковных властей в отношении этого слоя населения. Во-вторых, это очень редкие публикации о том, каким именно был взгляд сохранившихся источников на мусульман и ислам.
Дореволюционной историографией был создан ряд трудов, позволяющих судить об интеграции мусульман в обществе Московской Руси и о политике, проводимой по отношению как к мусульманской диаспоре, так и к соседним исламским государствам (работы В. В. Вельяминова-Зернова[337], H.A. Фирсова[338], Г. И. Перетятковича[339], И. Я. Гурлянда[340]). Вопрос о взгляде на ислам и мусульман отдельно не ставился, хотя сама описанная историками практика взаимоотношений с мусульманской диаспорой внутри России и мусульманскими государствами на ее границах позволяла судить до известной степени и о том, каковы были представления русских властей, духовенства и общества об исламе и агарянах.
В новой (послереволюционной и послевоенной) историографии эту тему довольно часто так или иначе затрагивают при изучении как политики в отношении мусульманских анклавов на территории России и мусульманских групп населения, так и отношений России с мусульманскими государствами (К. В. Базилевич[341], А. Л. Хорошкевич