Однако же.
Аркадий Владимирович даже присвистнул от удивления.
Словно свист стал неким сигналом, приоткрытая дверь, скрежетнув, захлопнулась.
Он вздрогнул. Солцев нахмурился:
– Слышь, Аркадий Владимирович, давай мы его… помоги?
Ящиков на самом деле было не так уж много – пять или шесть. Но казалось больше – оттого что составили их как попало, точно в спешке или, может, от пренебрежения. Возле самой двери два ящика стояли «стопкой», но верхний, водруженный на свой «пьедестал» наискось, съехал, уперевшись торцом в дверную створку.
– Не стоит дверь закрытой держать, – хмуро буркнул Солнцев, когда они, кряхтя, перетащили мешающий ящик на приваловский стол, бывший терентьевский, самого владельца, которого матрос упомянул в самый первый день знакомства, Аркадий Владимирович так никогда и не увидел. – Не ровен час, подумают, что мы тут, ну… Народ-то всякий… Некоторые вон под видом патрулей или чего еще вламываются, грабят – вот просто грабят, себе в карман, а говорят – реквизируем на нужды революции. Да ты слыхал небось про эдакие мерзости. Э-эх, – он энергично сплюнул. – Своими бы руками таких гадов в расход пускал! Чтоб не позорили славное дело!.. Но с ходу-то ведь не угадаешь, у кого гнильца внутри завелась. Вроде свой в доску, за рабочее дело кровь проливал, а увидел буржуйские богатства – и готово, спекся, о рабочем деле забыл, о голодных и разутых забыл, только и мыслей в башке, как бы себе в карман чего стянуть. Ну и про других так же думает. – При всем своем ужасающем невежестве Николай постоянно демонстрировал редкую проницательность, изрядное знание людей и недюжинную практическую сметку. – Так что пусть уж открыта будет. А то они же небось ценные? – Он вытащил из-под портсигара массивное ожерелье. – Тяжесть какая! Ты глянь!
Привалов глянул. Да, точно – никакие это не афганские красные турмалины. Рубины. Густо-красные, как выдержанный кагор. Похоже, бирманские. Э-эх, лупу бы сейчас и весы, а так, на скорый взгляд много не скажешь. Алмазная осыпь. Темное золото. Старая вещь, не современная. Чья-то, должно быть, фамильная.
– Подкинули, вишь, нам барахла буржуйского, – продолжал сердито бубнить Солнцев. – Оценить, дескать, нужно. Какого черта мне-то этим заниматься? У меня мука, амуниция, снаряды, в конце концов! Мне делать больше нечего? Привлеки, говорят, специалистов, ты ж умеешь. А где я возьму этих самых специалистов? Как все это описывать и оценивать? Вот кабы по торпедным аппаратам братишек надо было найти, так я пожалуйста. А тут – полундра полная! Цацки-шмецки да бабьи побрякушки. Как это носили? – Он покачал на мощной ладони рубиновое ожерелье, ссыпал на стол, точно это была горсть семечек.