Губы барона вытянулись в тонкую линию. Он ткнул большим пальцем в свою высокую, отороченную медвежьим мехом шапку, к которой была прикреплена траурная повязка. В этой шапке он выглядел еще выше и стройнее.
— Она ежедневно получает мои цветы? — осведомился он.
— Да, любезный Сен-Шевиот, и тут же отшвыривает их.
— Так же, как она попыталась отшвырнуть меня, — зловеще проговорил барон.
Долли лихорадочно продумывала различные способы подавить упрямство Флер. Ибо она заключила с бароном финансовую сделку, когда он узнал, что она глубоко увязла в долгах. Во время их последней встречи Сен-Шевиот пообещал ей такую сумму, что у Долли закружилась голова. Но только если она сможет посодействовать его ухаживаниям за ее подопечной. Роддни ничего никогда не должны узнать, а Долли таким образом разрешит свое затруднительное финансовое положение.
— Что ж, — резко проговорил Сен-Шевиот и вонзил в землю трость эбенового дерева. — Значит, у вас нет никаких предложений?
— О, дорогой барон, ведь это так трудно! — взмолилась Долли. — Ее совсем не волнуют орхидеи. Она ненавидит их!
— Господи, какая ерунда! — произнес Сен-Шевиот. — Тогда я пришлю ей… фиалки.
Лицо Долли прояснилось.
— Вам надо попробовать. Мне известно, что она их безумно любит. А я тем временем буду неустанно восхвалять вас.
Он отвесил короткий поклон, проводил ее до кареты и удалился.
Барон вернулся в замок только в конце недели. Настроение у него было прескверным. Слуги дрожали от страха. Только Певерил Марш осмеливался заговаривать с ним. Хозяин часто заходил к молодому художнику.
Он поднимался к нему в башню и с угрюмым видом мерил шагами студию, наблюдая за тем, как умелая кисть молодого человека создает картины из жизни Кадлингтона. Лорд лишь отчасти осознавал талантливость художника — он был погружен в себя, и его интересовали лишь собственные проблемы. Он неоднократно заговаривал с Певерилом о предсказаниях его покойной сестры.
— Она и вправду обладала даром предвидения? — постоянно и упрямо спрашивал барон, снедаемый мучительной страстью к Флер.
Певерил смотрел серьезными глазами в грустное лицо своего странного покровителя и отвечал:
— Да, милорд, это так. И это все, что я могу сказать вам. Всегда, когда Элспет предсказывала будущее, ее пророчества сбывались.
Потом Дензил терял интерес к живописи — и своему протеже — и возвращался в свои апартаменты, чтобы беспробудно пить до самого рассвета.