Спустя минуту она позвонила, чтобы Эбигейл явилась к ней с щеточками и расческами, накладными волосами, прокладочками, щипцами и лентами и принялась за кропотливую работу по созданию прически миледи.
На землю опустилась ночь, когда путешественники подъехали к огромному особняку Памфри. Его сиятельство поднял Фауну на руки и понес к дому. Двое лакеев, заслышав грохот экипажа и цоканье лошадиных копыт, кинулись открывать двери особняка, Фауна жмурилась в ярких лучах света из вестибюля и от фонарей в руках слуг и крепче прижималась к человеку, купившему ее как рабыню для своей капризной жены.
Вообще же Фауна чувствовала какое-то сонное умиротворение. С тех пор как она покинула рабовладельческое судно и избавилась от злобных лап мистера Панджоу, вокруг нее возник куда более дружелюбный мир. Тетушка лорда Памфри, герцогиня, ни разу даже не видела Фауну, однако в ее доме девочку прекрасно кормили, а присматривала за ней одна из служанок, которую его светлость подкупил не столько золотой гинеей, сколько своими аристократическими объятиями — за них любая служанка готова отдать душу.
— Вообще-то не подобает, чтобы рабыня с негритянской кровью была одета как леди, — говорило это отзывчивое создание его светлости.
Поэтому портниха изготовила на скорую руку простенькое платьице из домотканого материала, которое скрывало изящную фигурку Фауны. Это был уродливый балахон темно-оранжевого цвета, способный уничтожить любую красоту. Но только не красоту Фауны! Опрятная, с аккуратно причесанными и уложенными блестящими волосами, в маленькой коричневой накидке из бумазеи и чепце с рюшками, она выглядела теперь как ребенок из бедной, но почтенной семьи. Ее экзотичность оказалась спрятанной, и она приобрела столь необычную для нее скромную английскую внешность. Наблюдая за ней, его светлость разражался громким веселым смехом. Глядя на ботиночки на деревянной подошве и перчаточки, он думал о том, что портниха сделала все от нее зависящее, чтобы уничтожить яркую, ослепительную внешность девочки. Но как только Фауна попадет к Генриетте, та при ее склонности ко всему причудливому очень скоро изменит все.
В платье и грубом хлопчатобумажном белье Фауна чувствовала себя крайне неловко, а свою «шляпку» и туфли на деревянной подошве просто возненавидела. Еще ни разу в жизни ее маленькие совершенные ножки не находились в таком заточении. Однако она терпела, ибо Джордж Памфри сказал, что больше ей нельзя выглядеть прежней дикаркой. За время их двухдневного путешествия из Бристоля в Лондон он с щедрым благодушием закармливал девочку конфетами и пирожными, пока ее однажды не стошнило.