- Погоди немного, сейчас я помогу! - угрожающим тоном произнёс невольный палач, опуская топор лезвием в пламя. - Это же ты придумал похитить мать с малолетним дитём и угрожать её сыну их смертью? - Кивнув в угол, где на соломе лежал перевязанный в нескольких местах суконный мешок, а рядом с ним на какой-то рванине лежал, барахтая в воздухе ручками и ножками грудной младенец с кляпом во рту. Увидев кляп, видимо, вставленный в рот грудной девочки, чтобы не досаждала плачем, Хротгар озверел. Он подошёл к визжащему на полу ничтожеству и рывком за свежий обрубок руки резко поставил того на ноги. В глазах одного из командиров ночной гильдии, которая наводила страх на всю округу, плескался ужас, когда северянин подносил к ране раскалённое до красна лезвие топора. Он даже визжать перестал, онемев от липкого, колотящегося в голове страха. Но как только раскалённый металл с шипением коснулся раны, ненадолго возникшую тишину разорвал настолько пронзительный вопль, что у выполнявшего сейчас волею случая роль полевого хирурга заложило уши. Уложив обоссавшегося от страха выродка на пол поближе к костру и наступив ему на грудь, чтобы не рыпался, "добрый доктор" вновь принялся нагревать лезвие, ведь кровь пока не до конца остановилась. - Ты не умрёшь быстро, падаль! Заткнуть рот грудному ребёнку, чтобы есть не просил! Это какой же отрыжкой демонов нужно быть, чтобы сотворить такое? Тебя мало просто убить, ты должен страдать перед смертью, каждой клеточкой своего тела раскаиваясь в том, что совершил! - Раскалённое лезвие снова прижгло культю, сопровождаясь на этот раз уже только хриплыми жалкими стонами. Наверное голос сорвал. На этот раз кровь перестала литься, а рана чернела свежим спёкшимся угольком. Хротгар развязал одну из завязок мешка, очевидно, содержащего мать Курта, тщательно связал выродка добытой таким образом верёвкой, после чего, обыскав тело и убедившись, что при нём нет ничего, чем можно разрезать путы, вышел из землянки под дождь. Где-то через час он вернулся обратно и поволок супостата за шиворот на улицу, достав кляп изо рта ребёнка и заткнув рот пленного. Северянин думал о том, чтобы быстрее развязать женщину и снять мешок, но потом резонно рассудил, что ей лучше не видеть того, что он собирался учинить над Лелдоном. Он специально выбрал место на острове, которое из-за дождя не видно от входа в землянку. Увидев, что его ждёт, гильдейский командир принялся извиваться, словно червяк, в его глазах была бездна агонии и безысходности. А ожидало его ничто иное, как грубо отёсанный тупоконечный кол, вбитый рядом с большим камнем, одна сторона которого полого поднималась, заканчиваясь обрывом на высоте примерно полутора метров. Хротгар, взвалив тело на плечо, поднялся по пологой стороне камня, словно по лестнице, поставил, придерживая за шкирку, чтобы не убился, приговорённого на край камня и вспорол кинжалом по шву штаны на заднице Лелдона, после чего, обхватил его за поясницу и поднял над вершиной кола. Северянин старался не смотреть, как поджавший ноги под себя казнимый, ведомый его руками ловит вершину кола между ягодиц и немного проседает под своим весом. Немного придавив его плечи сверху, фиксируя, Хротгар отряхнул руки, спрыгнул с камня и прошёл немного вперёд, наблюдая, как эта визгливая гнида вращая от боли глазами и извиваясь, аки глист, только ещё глубже проталкивает кол внутрь себя, проседая на нём ниже и ниже под собственным весом. Северянин специально вытесал кол тупым, чтобы он не мог проколоть внутренности и вызвать преждевременную смерть от кровопотери. Постояв ещё минут пять, наблюдая, как пучит глаза и извивается в агонии боли этот мерзкий червь (про себя он уже решил, что больше всех животных Лелдон похож на червя или глиста), и окончательно убедившись в том, что он уже никуда не денется от своей судьбы и не выживет, новоиспечённый палач с чувством выполненного долга отряхнул руки и отправился освобождать мать Курта.