— Вы приезжий? — неожиданно спросила хозяйка.
— Ура! Вы умеете говорить! Да, я приезжий. Остановился в домике на холме. А что, приезжих здесь не обслуживают?
— В домике на холме?
— Мне кажется, или вы побледнели? Я с удовольствием с вами побеседую, но могу ли я вначале что-нибудь заказать?
Анри вздохнул, потому что хозяйка снова надолго замолчала.
— Что вы хотите?
— Ура еще раз! Наконец-то вы снова со мной и можете говорить! Я же уже сказал, мяса! И побольше!
— Мяса? Вы хотите есть?
— В точку! И какого-нибудь гарнира. Можете предложить овощи? Кофе? Только пива не надо, я слишком привередлив в отношении пива и не хочу рисковать.
Хозяйка ушла на кухню (очевидно, за дверью с окошком скрывалась кухня). Анри, довольный, что наконец-то дело сдвинулось и его скоро покормят, огляделся вокруг, выбирая стол, и замер.
Гобелен. На одной из стен в углу висел гобелен. Почти выцветший, сливающийся по цвету со стенами и оттого незаметный при первом взгляде. На нем был изображен стандартный драконоборческий сюжет легенд драконьего цикла: рыцарь и дракон. Но как изображен! У рыцаря не было копья, в руке он держал меч, огромный меч, двуручник, даже странно было, что он держал его одной рукой. При этом меч был устремлен вперед-вверх. Линия меча продолжала движение рыцаря, его вытянутую руку, саму позу — он приподнимался в стременах — и даже движение коня. Конь, всадник, рука, меч — все сливалось в единую экспрессию порыва. Дракон тоже не был привычным змием, погибающим под копытами лошади героя. Дракон был огромен. Он просто не поместился внизу. Он изгибался по краям гобелена — хвост с одной стороны, шея с другой — охватывал всю картину. С точки зрения гобелена дракон был всем внешним миром. Снизу, справа, слева, сверху, везде. Так на Востоке рисовали змею, заглатывающую свой хвост. Только дракон свой хвост не заглатывал. Его голова располагалась как раз на линии рыцарь — рука — меч, из пасти вырывалось пламя. Огромное пламя, оно могло поглотить всего рыцаря без остатка, но разбивалось о меч, отражалось от меча и терялось на пространстве гобелена. И опять-таки — тело, лапы, даже крылья, прорисованные изломанными линиями вдоль дракона, все подчеркивало динамичность позы ужасного создания. Дракон двигался в вечном ритме, вертелся вокруг гобелена с бешеной скоростью, так, что у наблюдателя даже начинала кружиться голова. Вечность круговращения дракона и единовременность порыва рыцаря противопоставлялись друг другу и вместе противопоставлялись статичности фона — города и его жителей. Город был узнаваем. Хотя Анри еще не видел его весь, но эти сказочные разноцветные домики нельзя было ни с чем перепутать. Жители города выстроились перед своими домами, в длиннополых одеждах, со склоненными головами и сложенными руками. Они никуда не стремились, не двигались. Они ждали исхода поединка и были покорны. Они заранее соглашались с любым финалом борьбы.