Глава 24
В которой кот и русалка обретают имена, Аннушка рассказывает старую историю, становится известно о беде Мальдина и начинается сессия
Когда мы вернулись в общежитие, я оставила вещи в комнате и ушла к дубу. Карел пытался составить мне компанию, так как перепугался за меня до трясущихся рук. Он аж побелел тогда в кондитерской, когда осознал, что могло произойти. Но я ласково погладила его по щеке и попросила оставить меня, мне хотелось побыть в одиночестве и осмыслить случившееся.
На удивление, возле раскидистого фантомного дерева было пусто, вероятно, адепты готовились к сессии, и мне удалось побыть без назойливой компании.
— Что ты, девица, невесела? Что головушку повесила? — вкрадчиво обратился ко мне черный кошак.
— Не приставай к ней, животное! — укоризненно произнесла со своей ветки русалка. — Не видишь? Беда у человека.
— Как ты разговариваешь со мной, хвостатая? — закатил глаза кот.
— От хвостатого слышу! — привычно огрызнулась синеволосая дива, а я вдруг подумала, что так и не дала ей имени. И коту тоже.
— А как вас зовут? — спросила я своих «фольклорных персонажей», озадачив непоследовательностью.
— Нас не зовут, к нам сами все приходят, — подумав, ответил кот-сказочник.
— А хотите я вам имена дам? — улыбнулась я, на время даже забыв о своей проблеме.
— Ну наконец-то! — встопорщил шерсть мой четверолапый собеседник. — Хоть у одного человека ума хватило на это. Вещай, девица.
— Ты — Семен. У Александра Сергеевича Пушкина, автора стихотворения про этот дуб и про вас, была нянюшка — Арина Родионовна. А у нее кот. Вот, поминая этого кота, великий поэт и написал про вас обоих.
Говорить о том, что хвостатый Семен, принадлежавший Арине Родионовне, был редчайшим пакостником и неоднократно метил обувь Пушкина и поэтому тот его совершенно справедливо не любил, я не стала.
— А я? А мне? — поправила локон русалка и колыхнула грудью, упрятанной в бюстгальтер из ракушек.
— Миртиль. Это голубика по-французски, но с русским произношением, — издала я смешок. — Ягода такая. Нравится?
— Ягодка? — кокетливо повела она плечиками. — Как это прелестно!
— Пф, — фыркнул Семен. — Какая же ты ягодка? Ты вредная женщина с рыбьим хвостом.
— Oh, Simon! Mon comportement — le résultat de votre attitude![7] — произнесла вдруг русалка на чистейшем французском языке.
Эти двое мгновенно забыли про меня и с упоением начали беседовать и препираться по-французски. Я этого языка не знала, поскольку в школе учила английский, поэтому какое-то время сидела, вытаращившись на них. Миртиль вела себя как заправская кокетка, томно вздыхая и закатывая глаза, а Семен напоминал толстого ворчливого месье, который снисходительно поучает свою собеседницу. Я еще послушала, а потом тихонько встала и удалилась, пребывая в полном обалдении от тех, кого создала. Вот как я смогла их наколдовать, если сама знаю на языке родины Мольера и Дюма буквально несколько фраз, позаимствованных в основном у киношных мушкетеров и гардемаринов?