— Хорошо! Ну, разве не глупо стараться поссориться со своим лучшим другом, когда предстоит разлука на три или четыре месяца?
— Разве вы скоро уезжаете?
— На будущей неделе!
— О! — воскликнул Поль.
— Да. Я еду в Париж, потом на мою виллу на Мон-Борон. У меня тоска по родине. Потом, к весне, в Венецию.
Поль печально смотрел на нее. Жизнь сразу показалась ему бледной и пустой.
— Что я буду делать все это время без моего лучшего друга?
— Должно быть, найдете другого и забудете.
София откинулась на подушки цвета пурпура и терракоты, а круглая черная подушка обрамляла ее голову, как нимб.
Поль тихо сказал, наклонившись вперед:
— Неужели вы допускаете, что вы женщина, которую можно забыть?
Их глаза встретились. Игра становилась опасной.
— Будут помнить принцессу, — ответила она, — но забудут женщину.
— Если бы не женщина в этой принцессе, что могло бы меня заставить ее помнить? — спросил он.
— Но ведь и тут вы видите меня не слишком часто!
— Знаю. Но вы здесь, вас можно видеть, не всегда, когда я хотел бы, потому что это значило бы каждый час на дню, но вы все же видимы. Вы здесь в атмосфере моей жизни.
— А если я уеду, то больше не буду в этой атмосфере? Не говорила ли я, что вы забудете?
София рассмеялась. Потом быстро качнулась вперед и, упершись локтями в колени и подбородком в руки, пристально взглянула на него. — Мы разговариваем, как парочка из сочинений мадемуазель де Скюдери[39],— сказала она раньше, чем он успел ответить. — А ведь мы живем в двадцатом веке, мой друг. Мы должны быть разумными. Я знаю, что вам будет недоставать меня. И мне — вас. Но что вы хотите? Мы должны повиноваться законам того мира, в котором живем.
— Должны ли? — спросил Поль смело. — Зачем это нам?
— Мы должны. Я должна ехать к себе на родину. Вы должны оставаться дома, работать и стремиться достигнуть своей цели. — Она сделала паузу. — Я хочу, чтобы вы стали великим человеком, — и нежность прозвучала в ее голосе.
— Если вы будете около меня, — сказал он, — я смогу завоевать весь мир.
— Как ваш добрый друг, я всегда буду около вас. Видите ли, мой дорогой Поль, — она быстро перешла на французский язык. — Я совсем не такова, какой кажусь людям. Я одинока и не слишком счастлива, у меня были разочарования, которые наполнили горечью мою жизнь. Вы в общем знаете мою историю, она — общественное достояние. Но я молода. И сердце мое исцелилось, и ему недостает веры, нежности и… дружбы. Многие льстят мне. Я не уродлива. Многие ухаживают за мной, но они не трогают моего сердца. Никто из них мне не интересен. Не знаю, почему. А потом — мой титул, налагающий на меня обязательства. Иногда я хочу быть самой обыкновенной женщиной, которая может делать все, что ей вздумается. Но в конце концов я делаю, что могу. Вы пришли, Поль Савелли, с вашей молодостью, верой и талантом, и вы ухаживаете за мной, как и остальные. Да, правда — и пока это было забавно, я допускала это. Но теперь, когда вы интересуете меня, — другое дело. Я желаю вам успеха. Желаю от всей души. Это кое-что в моей жизни, признаюсь вам, quelque chose de trèls joli