— Все это хорошо, — отозвался тот, — но я не могу сказать подобных вещей в парламенте.
— Почему же? — спросил Поль.
— Если они услышат от меня эпиграмму, с ними случится удар!
— С нашими не случится. Удар случится с правительством. Оно и стоит ударов, пока не погибнет в конвульсиях.
— Но ведь это только земледельческий вопрос. Министерство земледелия вносит его, и это такая гибельная чепуха, что я, как землевладелец, должен выступить против него.
— А не можете ли вы вставить в вашу речь мою маленькую шутку о свиньях? — спросил Поль.
— Что такое? — Полковник отыскал нужное место в рукописи. — Я говорю тут, что опасность заболевания свиней бешенством, которую сулит предлагаемая статья закона, может распространиться на все фермы Англии.
— А я говорю, — возбужденно воскликнул Поль, указывая на свои заметки, — что если эта статья пройдет, свиное бешенство пройдет по всей стране, как бесовская одержимость. Десятки тысяч свиней Великобритании, одержимые бешенством, превратятся в тех евангельских свиней, которые утопились в озере. Вы можете даже изобразить, как они прыгают, вот так. — Он зажестикулировал. — Попробуйте это!
— Гм… — промычал полковник.
Почти против своего желания он попробовал и, к его удивлению, имел огромный успех. Палату общин легко позабавить. Гипербола придала его аргументам вес пушечного ядра. Правительство выбросило злосчастную статью из своего проекта — это была только незначительная частица широкого мероприятия. Полковник Уинвуд остался героем этого получаса и получил восторженные поздравления от лишенных чувства юмора коллег. Как будто он низвергнул правительство. В повседневной политической жизни ничто так не бросается в глаза, как отсутствие пропорций.
— Вот что наделали евангельские свиньи, — говорили коллеги.
— А это, — честно разъяснил полковник Уинвуд, — изобретение моего молодого секретаря.
С тех пор остроумие и свежее воображение Поля фонтаном забило в сухих речах полковника Уинвуда.
— Послушайте, молодой человек! — сказал он однажды, — мне это не нравится. Иногда я пользуюсь вашими указаниями потому, что они достигают цели, но теперь я создал себе репутацию политического комедианта, а этого я не хочу.
Поль сообразил, что для такого серьезного джентльмена, как полковник Уинвуд, не подходит способ вставок в его написанные на машинке речи. Поэтому он с хитростью итальянца, как говорила мисс Уинвуд, принудил своего патрона обсуждать речи перед тем, как они будут написаны. Полковник очень полюбил эти обсуждения, напоминающие стремительное умственное фехтование. Они магически действовали на него. После них Уинвуд садился и писал свои речи, совершенно не сознавая, что в них было его и что — Поля, а когда он произносил их, то гордился впечатлением, которое они производили на палату.